Россия в шубе. Русский мех. История, национальная идентичность и культурный статус

О последней технологии нужно сказать особо, поскольку черные или темно-серые глянцевые котиковые шубки, легкие, но теплые и ноские в СССР были особым объектом желания – их могли себе позволить только дамы из высшей советской номенклатуры, но мечтали о них многие. Повышенным спросом отличались и имитации котикового меха – так называемый «электрический котик». Для их изготовления использовался кролик специальной котиковой породы, чей волосяной покров не имеет ости и этим напоминает щипаного морского котика. Особым спросом пользовался котиковый кролик высшего качества (таких было не более 10 % от общего объема), с равномерной густотой пуха; его использовали для пошива дамских «котиковых» манто. Такие шубки стоили недешево из-за специфики исходного материала и технических сложностей его обработки[659].

На пике моды имитации под котик изготавливались из любого пригодного материала: не только из кролика, но также из кошки и собаки (о незавидной роли «братьев наших меньших» в меховой промышленности будет сказано чуть ниже), козлика, мерлушки, смушки, каракуля, овчины и зайца-русака[660]. Скудный меховой рынок моментально поглощал все выпускаемые имитации, самого разного качества и разной ценовой доступности.

Довольно доступным и потому распространенным материалом был так называемый козлик меховой – обработанные шкуры домашних коз. Шкурки сортировались по фактуре – на муаристые, гладкие, меховые и безволосый голяк; по цвету – на черные, серые, коричневые, белые и пестрые. Часть козлика использовалась в натуральном виде, часть шла на имитацию норки и белки, другая часть – на имитацию пушистого муфлона, для чего был открыт специальный Астраханский муфлонный завод (1925)[661].

Успешно реализовывались даже отходы массовых видов меха: их лоскут стабильно продавался на внутреннем и внешнем рынках для пошива воротников, шапок и рукавиц[662].

Гигантские объемы производства массовых видов меха дали стране возможность удовлетворить товарный голод на внутреннем рынке и выйти на позиции крупнейшего поставщика меха на рынке международном. В отличие от продаж эксклюзивной пушнины, в этой сфере поставки состояли не столько из необработанного материала, сколько из выделанного, облагороженного, а иногда – что было безусловным достижением отрасли – и конфекционированного[663].

Лови крыс, пролетарий! Второстепенные виды мехового сырья

Рубежный момент наступил в 1929 году – не случайно И. В. Сталин назвал его «годом великого перелома на всех фронтах социалистического строительства»[664]. Развитие технологий предоставило меховщикам возможности специализации на узком ассортименте, усовершенствования технологических процессов обработки, повышения качества продукции и, что немаловажно, снижения ее себестоимости.

Момент совпал с началом мирового экономического кризиса (1929–1933). Последовавшая за биржевым крахом октября 1929 года в США (главного покупателя русского меха) лавина банкротств была особенно разрушительной на меховом рынке; наиболее сильно кризис сказался на продажах в сегменте люкс. Пушно-меховой экспорт СССР обрушился с 116,1 тысячи рублей в 1928–1929 годах (наивысшая точка в годы первых пятилеток) до 85 тысяч рублей в 1929–1930 годах; в дальнейшем он упал до 63,8 тысячи рублей в 1931 году, 42,6 тысячи рублей в 1932 году и 36,5 тысячи рублей в 1934 году.

Из-за понижения покупательной способности самые ценные меха уступили место менее ценным: соболя заменяли куницей, затем норкой. Изменилась классификация пушнины: часть низших ее видов, таких как белка, переводится в высшие[665]. В круг промысловых животных активно включаются представители так называемых второстепенных видов мехового сырья (крот, хомяк, суслик и суслик-песчаник, амбарная и водяная крыса, медведка, песчанка, пищуха, слепыш, соня-полчок, бурундук, тушканчик или земляной заяц и другие), ранее почти или полностью не представлявшие интереса для мехообработки[666].

Промысел мелких грызунов как вредителей социалистического хозяйства (земледелия, садоводства и виноградарства и так далее) и переносчиков инфекционных заболеваний поощрялся особо. «Мы взяли линию на то, чтобы использовать отбросы народного хозяйства, использовать все, что валяется и нам не нужно, но что можно использовать, продать за границу, получить оттуда золото, давая вместе с тем заработок деревенской голытьбе, давая заработок беспризорным, которые не имеют никакой работы. Мы дали указание обратить внимание на эти мелочи, кости, тряпки, всякие отбросы, крыс, сусликов. Ведь вся эта и подобная ей „мелочь“ дает десятки миллионов рублей валюты ‹…› Насчет экспорта можно сказать прямо, что масла мы не можем расширять, яйца мы тоже не можем расширять, потому что у нас их кушают внутри страны, и правильно поступают, но крыс никто не кушает, а за границей их у нас покупают, и мы от них имеем прибыль», – заявил нарком внешней и внутренней торговли СССР А. И. Микоян[667].