Нетрудно заметить, что в фильме царевич, которого играл Николай Черкасов, еще более жалок, чем на картине Ге. Вместе с тем, очевидно, что и художник, и режиссер фильма использовали известный портрет Алексея кисти И. Г. Таннауера.
Дата выходы на экраны фильма «Петр Первый» -1937 год – имеет особое символическое значение и ассоциируется прежде всего со сталинским террором. Между тем, феномен 1937 года невозможно осознать, если не принять во внимание, что в том же году появилось несколько важнейших символов советской эпохи, как, например, скульптура «Девушка с веслом» Н. Шадра, позднее растиражированная в парках по всей стране, картина «Москва весенняя» Ю. Пименова и знаменитые «Рабочий и колхозница» В. Мухиной. Также именно в этом году на экраны вышли еще несколько фильмов, ставших классикой советского кино – «Возвращение Максима» и «Остров сокровищ» по роману Р. Л. Стивенсона. Все эти визуальные символы были наполнены оптимизмом и были призваны доказать победу нового, молодого над старым и отжившим. Появление фильма «Петр Первый» несомненно было частью этого плана, поскольку для Сталина Петр в это время был еще и образцом государственного деятеля.
Сравнивая картину Ге с фильмом, можно заметить, что его создатели еще более усилили оппозицию царя и царевича, добавив на стол, за которым сидит Петр, книги и глобус, как символы прогресса и просвещения, принесенные в Россию петровскими реформами. Двадцать лет спустя, в 1957 г., когда советские люди отмечали сорокалетие Октябрьской революции и, соответственно, всего их окружавшего, была издана своего рода антология советского кино, содержавшая краткие описания почти всех фильмов, снятых после 1917 г. О фильме «Петр Первый» там говорилось: «И сам роман, и фильм могли быть созданы лишь в условиях новой советской действительности, когда в борьбе с вульгарной социологией утверждалась новая историческая точка зрения». Особый раздел был посвящен царевичу Алексею: «Алексей дан в картине, как главный идейный противник Петра. Существовала традиция – в отношениях Петра с Алексеем выпячивать прежде всего семейный конфликт. Не трудно понять, что такое сужение темы может только способствовать искажению образа Петра: деспот-отец казнит сына. В картине остается драма Петра, отдающего в руки правосудия изменника-сына. Но этим конфликт не исчерпывается. Здесь личный конфликт перерастает в конфликт социальный. Отец и сын оказываются представителями антагонистических сил эпохи – прогресса и реакции. В этом свете не жестоким самодуром раскрывался Петр в эпизоде казни сына – перед нами мужественная фигура борца, личная драма которого поднимается до трагического звучания, ибо в драме этой заключена философия века, смысл борений эпохи».[422]
В этих словах в сущности квинтэссенция интерпретации дела царевича Алексея в советской историографии, повторенная и в учебниках, и в научных работах, как, например, в биографиях Петра Великого Н. И. Павленко. Но было и кое-что еще.
Вскоре после окончания Великой отечественной войны появилось стихотворение «Петр и Алексей», в которой были такие строки, обращенные автором к «Медному всаднику» – памятнику Петру в Петербурге:
Автором этого стихотворения был молодой советский поэт Я. Смеляков, а датировано оно 1945–1949 гг. Но почему он выбрал эту тему? Вероятно, потому что во время войны Сталин, согласно расхожей легенде, фактически повторил поступок Петра, пожертвовав своим сыном ради страны, отказавшись обменять попавшего в плен Якова Джугашвили на фельдмаршала Паулюса. Как известно, Сталин провозгласил всех советских пленных предателями. Ассоциируя себя самого с Петром I и Иваном Грозным, он считал Якова, подобно царевичу Алексею, предателем и страны, и собственного отца. Между тем, Смеляков также во время войны попал в плен, а затем, по окончании войны, в ГУЛАГ и написал свое стихотворение, будучи его узником. Быть может, подобным образом он пытался самому себе объяснить собственную судьбу. Позднее Смеляков однажды заметил, что уважал Сталина, но не любил его. Стихотворение «Петр и Алексей» он впервые опубликовал в 1950-е гг. и некоторые современные неосталинисты утверждают, что это был его ответ на разоблачения Сталина Н. С. Хрущевым.