Читаем Россия в XVIII столетии: общество и память полностью

«Погубить ли мне Россию или сына?Бог с ним, с сыном!» —И поставлен Петр ВеликийНад другими исполином!Как его, гиганта, меритьНашим маленьким аршином?Где судить траве о тыне,Разрастаясь по-над тыном?[417]

Когда появилась картина Н. Ге,[418] Н. И. Костомаров, лично знакомый с художником, написал к ней свои комментарии. В отличие от Погодина, он и вовсе не испытывал к царевичу ни симпатии, ни сочувствия:


«Художник изобразил безукоризненно мастерски этого царевича. Тупоумие, мелкая трусость, умственная и телесная лень, грубая животность видны в его чертах, пораженным горем и тоскою; его горе не таково, чтобы возбудить к себе то сострадание, которое неразлучно бывает с уважением. Вглядитесь повнимательнее в эти черты, и вы увидите в них что-то недоброе, лживое, лукавое… Это такой человек, который с первого раза покажется чрезвычайно добрым, но который тотчас проявится иным, когда вы вступите с ним в серьезное дело. <…> При своей умственной нищете, он склонен к суеверию, но неспособен к истинной вере, которая может быть только уделом людей с волею. В беде, постигшей его, он хочет возбудить к себе сострадание, но невольно возбуждает жалкое презрение… Это человек, забитый деспотизмом, но всегда желающий деспотствовать над другими».[419]


Публикация Устрялова, картина Ге, статьи Погодина и Костомарова сделали дело царевича Алексея частью русской исторической памяти. Вполне естественно, что на это не могли не откликнуться и авторы литературных произведений. Первым в 1876 г. появился роман Д. Л. Мордовцева «Тень Ирода», в котором Алексей представал «как кроткий, почти ангелоподобный юноша», превратившийся в «заступника простого народа, страдальца за правое дело».[420] Не прошло и десяти лет, как в 1885 г. вышел роман ныне почти забытого писателя Петра Полежаева «Царевич Алексей Петрович», основанный почти исключительно на публикации Устрялова. Не будучи литературным шедевром, роман, однако, достаточно точно передавал события прошлого. Еще двадцать лет спустя Дмитрий Мережковский, автор гораздо более талантливый, опубликовал роман «Петр и Алексей», часть трилогии «Христос и Антихрист». На первый взгляд, оппозиция отца и сына в этом романе это именно оппозиция Христа и Антихриста. Однако, если внимательно вчитаться в книгу, становится ясно, что все не так однозначно. Спустя несколько лет в книге «Больная Россия» Мережковский писал об Антихристе-хаме и трех его лицах, одно из которых – самодержавие. Царь-реформатор, создавший это самодержавие, может быть, таким образом, интерпретирован как один из ликов Антихриста и его орудие.

Но и тут все не так однозначно. Хотя О. Б. Леонтьева и полагает, что «Роман Мережковского… можно считать одним из самых последовательных опытов художественного воплощения антипетровского нарратива в пореформенной культуре»,[421] в действительности Петр у Мережковского тоже человек страдающий и испытывающий страшные душевные муки в рамках предложенной Погодиным парадигмы («Простить сына – погубить Россию; казнить его – погубить себя»). На страницах романа тема отца и сына уже впрямую осмысливается автором через библейские образы и, более того, именно решая судьбу собственного сына, царь в романе Мережковского «как будто в первый раз понял то, о чем слышал с детства и чего никогда не понимал: что значит – Сын и Отец». И не случайно этот эпизод заканчивается в романе обращенной к Богу молитвой царя: «Да падет сия кровь на меня, на меня одного! Казни меня. Боже, – помилуй Россию!». Вряд ли это слова Антихриста. На самом деле Петр в романе Мережковского разный – и страшный, и жестокий, и бесчеловечный и одновременно вызывающий сочувствие и уважение. Так, конечно же не случайно дважды на страницах книги возникает выражение «сизифов труд». Первый раз при описании ужасов гибели тысяч людей на строительстве Петербурга, другой – для обозначения колоссальной работы царя по преобразованию России. В сущности, с интуицией, присущей настоящему художнику, Мережковский не мог не признать, что и та, и другая сторона конфликта обладают собственной правдой.

Роман Мережковского пользовался большой популярностью и уже после революции, в 1919 г. по его мотивам режиссер Ю. Желябужский снял художественный фильм, который не сохранился. Однако в интернете можно найти фото, на котором, как считается, воспроизведен эпизод из этого фильма.

Гораздо лучше известен фильм, снятый по роману А. Н. Толстого, первая серия которого вышла на экраны в 1937 г. К тому времени, когда советские зрители увидели этот фильм, картина Н. Ге стала уже столь известной, что режиссеру (В. Петров) ничего не оставалось, как воспроизвести ее. В ином случае изображение показалось бы зрителям попросту недостоверным.


Кадр из фильма 1919 года


Перейти на страницу:

Похожие книги

Другая история войн. От палок до бомбард
Другая история войн. От палок до бомбард

Развитие любой общественной сферы, в том числе военной, подчиняется определенным эволюционным законам. Однако серьезный анализ состава, тактики и стратегии войск показывает столь многочисленные параллели между античностью и средневековьем, что становится ясно: это одна эпоха, она «разнесена» на две эпохи с тысячелетним провалом только стараниями хронологов XVI века… Эпохи совмещаются!В книге, написанной в занимательной форме, с большим количеством литературных и живописных иллюстраций, показано, как возникают хронологические ошибки, и как на самом деле выглядит история войн, гремевших в Евразии в прошлом.Для широкого круга образованных читателей.

Александр М. Жабинский , Александр Михайлович Жабинский , Дмитрий Витальевич Калюжный , Дмитрий В. Калюжный

Культурология / История / Образование и наука
Культура древнего Рима. В двух томах. Том 2
Культура древнего Рима. В двух томах. Том 2

Во втором томе прослеживается эволюция патриархальных представлений и их роль в общественном сознании римлян, показано, как отражалась социальная психология в литературе эпохи Империи, раскрывается значение категорий времени и пространства в римской культуре. Большая часть тома посвящена римским провинциям, что позволяет выявить специфику римской культуры в регионах, подвергшихся романизации, эллинизации и варваризации. На примере Дунайских провинций и римской Галлии исследуются проблемы культуры и идеологии западноримского провинциального города, на примере Малой Азии и Египта характеризуется мировоззрение горожан и крестьян восточных римских провинций.

Александра Ивановна Павловская , Виктор Моисеевич Смирин , Георгий Степанович Кнабе , Елена Сергеевна Голубцова , Сергей Владимирович Шкунаев , Юлия Константиновна Колосовская

Культурология / История / Образование и наука
Повседневная жизнь Китая в эпоху Мин
Повседневная жизнь Китая в эпоху Мин

Правление династии Мин (1368–1644) стало временем подведения итогов трехтысячелетнего развития китайской цивилизации. В эту эпоху достигли наивысшего развития все ее формы — поэзия и театр, живопись и архитектура, придворный этикет и народный фольклор. Однако изящество все чаще оборачивалось мертвым шаблоном, а поиск новых форм — вырождением содержания. Пытаясь преодолеть кризис традиции, философы переосмысливали догмы конфуцианства, художники «одним движением кисти зачеркивали сделанное прежде», а власть осуществляла идейный контроль над обществом при помощи предписаний и запретов. В своей новой книге ведущий российский исследователь Китая, профессор В. В. Малявин, рассматривает не столько конкретные проявления повседневной жизни китайцев в эпоху Мин, сколько истоки и глубинный смысл этих проявлений в диапазоне от религиозных церемоний до кулинарии и эротических романов. Это новаторское исследование адресовано как знатокам удивительной китайской культуры, так и тем, кто делает лишь первые шаги в ее изучении.

Владимир Вячеславович Малявин

Культурология / История / Образование и наука