Читаем Россия в XVIII столетии: общество и память полностью

Юрганов поясняет эту мысль и на примере другого исторического мифа – легенды о благословении Дмитрия Донского Сергием Радонежским накануне Куликовской битвы, а также об участии в ней иноков Пересвета и Осляби. Мифологический характер этого рассказа был убедительно доказан В. А. Кучкиным. Однако, по мнению Юрганова, автор «Сказания о Мамаевом побоище» – наиболее раннего текста, содержащего эту легенду, – вероятно, знал, что «от него ждут не той “правды”, которая показывает, как было “на самом деле”, а той, которая, вопреки нашим знаниям о “действительности”, должна была быть». Историк специально подчеркивает, что «Сказание» – «литературное произведение, созданное по законам жанра повестей для чтения утешительно-поучительного и назидательного». Возможно, автору повести были хорошо известны реальные факты, «но их значимость не представляла тогда особого интереса»: «То, что недостоверно по отношению к вопросам, которые задает источнику В. А. Кучкин, достоверно (то есть достойно веры) в контексте средневекового миропонимания исторических событий».[350]

В сущности, оба приведенных выше примера показывают, что уточнение тех или иных деталей событий прошлого, несомненно интересных и важных для профессионального историка, но ничего принципиально не меняющих в наших общих представлениях о русской истории, как ни парадоксально, оказывается менее значимым, чем возникшие на основе этих событий мифы, в течение веков формировавшие национальную идентичность, и, таким образом, сыгравшие в русской истории едва ли не большую роль, чем те реальные события, которые стоят за этими мифами.

Яркий пример подобного же, сходного со средневековым восприятием прошлого, но отнюдь не средневековым человеком, а нашим современником представлен в «Диалогах с Иосифом Бродским» Соломона Волкова. В одной из бесед поэт высказывает собственный взгляд на Петра Великого, несомненно далекий от существующего в исторической науке, на что в предисловии к русскому изданию книги, характерно озаглавленном «Своя версия прошлого», обращает внимание Я. А. Гордин. Но высказывания Бродского заканчиваются весьма знаменательными словами, фактически обессмысливающими это уточнение Гордина: «Таким, по крайней мере, Петр Великий мне представляется. Или таким я хотел бы, чтобы он был».[351] Иначе говоря, поэт как бы заявляет: меня не интересует, каким был Петр «на самом деле», для меня важнее образ, существующий в моем сознании.

Вряд ли нужно доказывать, что, даже вооружившись всей массой накопленных исторической наукой знаний и опровергнув с ее помощью неточности в высказываниях Бродского, мы все равно не сможем противопоставить его взгляду однозначную и непротиворечивую оценку личности и деятельности Петра. А с другой стороны, может быть, образ Петра, существовавший в сознании гениального поэта и, несомненно, влиявший на его восприятие Петербурга, которому посвящено столько замечательных стихотворений Бродского, был не менее значим для русской культуры, чем знания, накопленные исторической наукой?

К тому же с именем Петра связано множество легенд и мифов, существующих не только в массовом сознании, но встречающихся и на страницах вполне научных сочинений. Один из таких исторических мифов – миф, укладывающийся всего в четыре слова: «Петр Великий – основатель Петербурга». Нет, конечно, Петербург был действительно основан Петром I, и это вполне справедливо считается одним из его великих «деяний», неотъемлемой частью его программы преобразований, логично и естественно в нее вписанным. Но как, собственно, произошло само событие основания новой столицы России?

Вероятно, если попытаться представить себе, как именно Петр основал Петербург, в нашем сознании прежде всего непременно возникнет образ, созданный А. С. Пушкиным во вступлении к поэме «Медный всадник»:

На берегу пустынных волнСтоял он, дум великих полн,И вдаль глядел. Пред ним широкоРека неслася; бедный челнПо ней стремился одиноко.По мшистым, топким берегамЧернели избы здесь и там,Приют убогого чухонца;И лес, неведомый лучамВ тумане спрятанного солнца,Кругом шумел.И думал он:Отсель грозить мы будем шведу.Здесь будет город заложенНазло надменному соседу.

Этот словесный образ дополняют и многочисленные широко известные изображения.

Между тем, историкам известно, что никакого документа, указа, распоряжения или хотя бы записки, в которой царь приказывал бы заложить (основать) будущую столицу империи, не существует. И все же, описание основания Петербурга существует. Так, американский историк Р. Масси в своей чрезвычайно популярной на

Перейти на страницу:

Похожие книги

Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука
Другая история войн. От палок до бомбард
Другая история войн. От палок до бомбард

Развитие любой общественной сферы, в том числе военной, подчиняется определенным эволюционным законам. Однако серьезный анализ состава, тактики и стратегии войск показывает столь многочисленные параллели между античностью и средневековьем, что становится ясно: это одна эпоха, она «разнесена» на две эпохи с тысячелетним провалом только стараниями хронологов XVI века… Эпохи совмещаются!В книге, написанной в занимательной форме, с большим количеством литературных и живописных иллюстраций, показано, как возникают хронологические ошибки, и как на самом деле выглядит история войн, гремевших в Евразии в прошлом.Для широкого круга образованных читателей.

Александр М. Жабинский , Александр Михайлович Жабинский , Дмитрий Витальевич Калюжный , Дмитрий В. Калюжный

Культурология / История / Образование и наука