Россия в XVIII столетии: общество и память

Действительно, сама Красная площадь имеет устойчивую коннотацию с понятием «сердце России». И зададимся вопросом: если Суриков действительно перенес действие картины на Красную площадь в то время как оно происходило в другом месте и тем самым исказил «историческую правду», то следует ли музейным экскурсоводам, останавливаясь перед этим полотном, всякий раз рассказывать, как было «на самом деле»? Ведь понятно, что перед Суриковым, как художником (в отличие от историка), не стояла задача реконструкции подлинного события: он стремился передать его смысл, который, очевидно, видел в сокрушении Петром старой России. То, что Москва была для Петра символом старины, Кремль еще с 1682 г. ассоциировался со стрельцами и мятежом, а Красная площадь, в свою очередь, была и остается символом Москвы, хорошо известно, и Суриков безусловно достиг поставленной цели, очень точно передав именно смысл исторического события.

Все это было бы так, если бы искусствоведы не ошибались. Дело в том, что основным источником сведений о казнях стрельцов в 1698 г. (а они продолжались на протяжении нескольких месяцев) является дневник австрийского дипломата И. Г. Корба. Первые его публикации на русском языке появились в 1860-е гг.[359] Суриков несомненно читал дневник Корба. Более того, изображенный на его полотне иностранец, подперев подбородок задумчиво глядящий на происходящее, это, вероятно, императорский посол И. X Гвариент, а стоящий за ним человек в белом галстуке – сам Корб.

Согласно дневнику Корба, казни стрельцов в октябре-ноябре 1698 г. происходили в основном в селе Преображенском и у стен Белого города. Они описываются в самом дневнике, а также во вставке, озаглавленной «Краткое описание опасного мятежа стрельцов в Московии». Однако в последней упоминается и колесование «около Кремля» 28 и 31 октября 1698 г., причем под 28 октября значится: «Обширнейшая площадь в городе перед церковью Святой Троицы (самой большой в Москве) назначена была государем служить местом казни».[360] Храм Василия Блаженного, а правильнее, Покровский собор, был, как известно, построен на месте Троицкой церкви и вполне вероятно, что не владевшему русским языком Корбу могли сообщить именно это название. При этом в «Краткое описание» не включены события следующего 1699 года. Между тем, за 13 февраля 1699 г. в дневнике имеется следующая запись:

«День ужасный, так как сегодня казнено двести человек. Этот день несомненно должен быть отмечен черной краской. Все были обезглавлены топором. На пространной площади, прилегающей к Кремлю, были приготовлены плахи, на которые осужденные должны были класть головы. <…> Его царское величество с известным

Александром, общество которого он наиболее любит, приехал туда в карете и, проехав через ужасную площадь, остановился неподалеку от нее, на том месте, где тридцать осужденных поплатились головой за свой преступный заговор. Между тем злополучная толпа осужденных наполнила вышеозначенную площадь. Тогда царь пошел туда, для того чтобы при нем были казнены те, которые в отсутствие его составили святотатственный замысел на столь беззаконное преступление. Между тем писарь, становясь в разных местах площади на лавку, которую подставлял ему солдат, читал во всеуслышание собравшемуся народу приговор на мятежников, чтобы придать большую известность безмерности их преступления и справедливости определенной им за оное казни. Народ молчал, и палач начал трагедию. Несчастные должны были соблюдать известный порядок: они шли на казнь поочередно, на лицах их не видно было ни печали, ни ужаса предстоящей смерти. <…> Одного из них провожала до самой плахи жена с детьми, испуская пронзительные вопли. Прежде чем положить на плаху голову, отдал он на память жене и милым детям, горько плакавшим, перчатки и платок, который ему оставили. Другой, подойдя по очереди к плахе, сетовал, что должен безвинно умереть. Царь, находившийся от него только на один шаг расстояния, отвечал: «Умирай, несчастный! А если ты невинен, пусть вина за пролитие твоей крови падет на меня!». Кроме царя и вышеупомянутого Александра присутствовали еще некоторые из московских вельмож».[361]

Пространная площадь, прилегающая к Кремлю, однозначно воспринимается нами как Красная площадь. Однако полной уверенности в том, что речь идет именно о ней, видимо, быть не может. Во-первых, следует иметь в виду, что в конце XVII в. Красная площадь имела совсем иной вид, чем в наши дни. Фактически на месте нынешней площади было три площади, разделенные мощением улиц Никольской, Ильинки и Варварки. Красной в середине этого столетия стала называться как раз та часть площади, которая примыкает к Спасской башне Кремля и собору Василия Блаженного, т. е. та, что изображена на картине Сурикова. Часть ее с восточной стороны была занята торговыми рядами и, следовательно, переданное художником ощущение тесного пространства (искусствоведы обращают внимание на то, что Суриков уменьшил расстояние между собором Василия Блаженного и кремлевской стеной) вполне достоверно.