Россия вчера и сегодня

Итак, «мирная» демонстрация 9 января 1905 года была расстреляна. Число жертв — от 150 человек, но в иностранных источниках называется цифра в 4600 человек. Это был знак. Это была репетиция следующего акта, который произойдет через 12 лет.

Кстати говоря, Гапон до следующего акта не дожил, 10 апреля 1906 года был повешен эсерами. Кто-то говорил, что его повесили по приговору «суда рабочих» за двурушничество, за предательство. Не в том дело. Совершив то, что совершил, Гапон был казнен.

Но многие дожили! Пришел февраль 1917 года, а потом октябрь 1917 года.

И вновь те же самые люди, те же самые крики, та же самая ажитация, истерика, волнение с новой силой возникают в России.

В нашем фильме «Легкое дыхание Ивана Бунина» мы рассказывали, как писатель оценивал эти события в «Окаянных днях».

Бунин выдержал в большевистской Москве чуть больше полугода. В мае 1918 года он решил бежать с женой на юг, который тогда еще был во власти белых. Но что же ему пришлось пережить в Москве за эти полгода, после которых он принял решение о бегстве? Вот его записи, очень точно передающие атмосферу в городе после революции. Прошло всего несколько месяцев, а как все кардинально изменилось. Вот что он пишет:

«…Я как-то физически чувствую людей», — записал однажды про себя Толстой. Вот и я тоже. Этого не понимали в Толстом, не понимают и во мне, оттого и удивляются порой моей страстности, «пристрастности». Для большинства даже и до сих пор «народ», «пролетариат» — только слова, а для меня это всегда — глаза, рты, звуки голосов, для меня речь на митинге — все естество произносящего ее.

…Говорит, кричит, заикаясь, со слюной во рту, глаза сквозь криво висящее пенсне кажутся особенно яростными. Галстучек высоко вылез сзади на грязный бумажный воротничок, жилет донельзя запакощенный, на плечах кургузого пиджачка — перхоть, сальные жидкие волосы всклокочены… И меня уверяют, что эта гадюка одержима будто бы «пламенной, беззаветной любовью к человеку», «жаждой красоты, добра и справедливости»!

«…Блок слышит Россию и революцию, как ветер…» О, словоблуды! Реки крови, море слез, а им все нипочем.

«…Честь безумцу, который навеет человечеству сон золотой…» Как любил рычать это Горький! А и сон-то весь только в том, чтобы проломить голову фабриканту, вывернуть его карманы и стать стервой еще худшей, чем этот фабрикант.