Россия во французской прессе периода Революции и Наполеоновских войн (1789-1814)

О том, что русский император возглавлял высшую административную и церковную инстанцию и таким образом являлся «духовным главой» для своих православных подданных, газеты напоминали в период, когда Павел возглавил еще и католический Мальтийский орден. Светский характер императорской власти в России впервые был поставлен прессой под сомнение. Наполеоновская печать, лишенная возможности писать свободно на военные и политические темы, много внимания уделяла вопросам науки, искусства, литературы и театра. В газетных публикациях о российской столице на протяжении 1800-1814 гг. обнаруживаем хронику петербургской культурной жизни, которая расширяла круг знаний и представлений о России в целом. Так или иначе императорский двор был единственным светским институтом России, который интересовал газеты всех без исключения направлений на протяжении рассматриваемого в нашем исследовании 25-летнего периода.

Образ российской монархии со времен визита Петра I во Францию оставался персонифицированным, внимание прессы было приковано к монархам и первым лицам из их окружения, а не к государственным институтам и традициям управления страной. По материалам прессы французский читатель знакомился не только с большой политикой, но и узнавал о характере, здоровье, семье, привычках, вкусах монархов. Некоторые центральные издания в 1789-1792 гг., а затем в 1800-1812 гг. регулярно публиковали все официальные документы и почти ежедневную хронику русского двора и петербургского общества, что было трудно осуществить в те периоды, когда дипломатические отношения между странами были разорваны, т. е. 1792-1800 и 1812-1814 гг., хотя и в это время некоторая информация подобного рода появлялась во французских газетах благодаря перепечатке материалов из других стран.

Именно политика оставалась определяющей темой в описаниях петербургского двора. Критика антиреволюционной политики Екатерины II в 1792-1796 гг. вылилась в диффамацию образа самой императрицы, становившейся из поборницы идей Просвещения, «коварной и честолюбивой» интриганкой, обманывавшей «доверчивых философов». Разочарование Екатериной II находило почти ежедневное отражение во французской печати. Moniteur, Journal des hommes libres, Journal de la Montagne, Journal de Paris, Mercure de France и другие периодические издания сотворили «черную легенду» о царице как о правительнице, уничтожившей сперва супруга, а затем соперника - «шлиссельбургского узника», отстранившей сына от престола, озолотившей своих фаворитов, утопившей в крови пугачевское восстание, захватившей лучшие земли Турции и Польши и при этом повергнувшей собственную державу в состояние полной нищеты.

Известия о воцарении Павла вызывали восхищение прессы, надежды на реформы и смену внешнеполитического курса. Но традиция разоблачений «деспотизма» царей не угасла со смертью Екатерины II, ожидание от Павла I решительных перемен в духе идей Просвещения оказалось напрасным, а вступление России во Вторую коалицию изменило систему оценок: царь снова рассматривался как воплощение деспотизма, фанатизма, агрессивной военной политики или жертва приступов безумия. Временами газеты сравнивали Павла I с Робеспьером и Аттилой.

Маятник вновь качнулся в другую сторону, когда у власти во Франции оказался генерал Бонапарт, мечтавший о союзе с Россией, а Павел I отозвал войска Суворова из Европы. Гибель русского императора не помешала заключить мирный договор между Францией и Россией в 1801 г., а французская пресса принялась по традиции превозносить мудрость, милосердие и другие таланты Александра I. Тогда сложилась своеобразная «матрица» интерпретаций действий русского двора: в периоды франко-русского сближения (1800- 1804 гг., 1807-1810 гг.) даже осторожные заявления царя и попытки реформ трактовались как «революция сверху» и следование передовым идеям Просвещения, а в периоды острых конфликтов инициативы русского монарха преподносились в газетах как ошибки, навеянные агентами Лондона, французскими эмигрантами, давлением косного дворянства и духовенства, или объяснялись обычной недальновидностью царя и его министров. Важно заметить, что эта особая оптика французских газет в отношении России не обязательно отражала политические пристрастия автора. Роялисты и якобинцы, хотя и скрывавшие свои истинные принципы, одинаково зависели от желаний императора Наполеона и потому строго выполняли требования министра полиции.