Российская империя 2.0

– Да ведь все это какая-то ерунда, господа! Неужели у нас запрещено бабу ущипнуть за попку? Это ж вещь совершенно невесомая!

Игнатьев с грохотом отшвырнул стул.

– Р-р-разрешите идти, господин пор-ручик?

– Идите.

Саша, багровый от ярости, выскочил из офицерской столовой.

– Шальные у вас люди, поручик. Вон, лейтенантишка даже салатика не поел. Да и второй сидит, насупившись, глазами сверлит и хлеб крошит, за еду не принялся.

А ведь прав был Игнатьев. И мне бы здесь быть не следует. А то ведь не ровен час, сделаю что-нибудь. Очень хочется сделать.

Но я, пожалуй, досижу. Мне интересно.

– И не арестуете вы меня, поручик. Ни при каких обстоятельствах. Вы же не хотите сорвать эксперимент особой значимости? Калибровка внутренних координат, напомню, не окончена.

О да, мы с утра испытываем подлинное армейское счастье по поводу того, какая честь нам оказана. Нам, образцовой заставе, стоящей на переднем краю, можно сказать, на острие удара потенциального противника, пребывающей в состоянии высокой бдительности, ну и т. п., нужное подчеркнуть, смонтировали новенький объект нуль-перехода, рассчитанный на переброску массы не более 100 килограммов из Покровца сюда и отсюда в Покровец. На тот случай, если здесь начнется прорыв и потребуется срочно перебрасывать осназ. Правда, если нас не начнут убивать с устрашающей скоростью, соответствующие кнопки лучше не нажимать: транспортировка одного осназовца в полной б/выкладке стоит все мое жалованье за два года. Дорогое, в общем, удовольствие. Да и прибыть сюда пока что никто не может. Некоторые… уникальные специалисты… не будем указывать пальцем на… пыхтели-пыхтели, калибруя внешние координаты, и… справились! Ныне мы можем свободно отправить сто кэгэ чего угодно прямо в штаб корпуса, только еще не очень понимаем, что именно отправить и, главное, зачем? А вот для калибровки внутренних координат уникальному специалисту не хватило штатных двух часов, сверхштатных трех часов и помощи двух офицеров, при том что офицеров на заставе вообще-то не хватает: Сманова еще не выписали, а Дреев с женой в отпуске, и без них командует поручик Роговский. Несчастная дьяконица попыталась подбодрить уникального специалиста куском домашнего холодца и приятною улыбкой, за что жестоко поплатилась, а специалист, проторчав у нас до глубокой ночи, и ныне быстрых свершений не обещает. Не ладится у специалиста, хоть он и уникальный. Объект нуль-перехода, можно сказать, поставлен на холостой ход, энергию жрет, как кот сметану, но что-то не вытанцовывается у Данилы чаша…

И тут Роговский обращается ко мне:

– Не правда ли, хороший чаек нам заварили сегодня? Очень люблю такой крепкий, чтобы ложка в нем стояла и не падала.

Киваю с некоторой растерянностью. Ну да, чаек что надо.

Роговский делает глоток и заглядывает себе в стакан.

– Прямо жалко… Знаете, господин майор из вышестоящего штаба, как юрист со стажем я просчитал все обстоятельства, связанные с… невесомыми вещами.

– А?

– Ну, только что вы говорили о совершенно невесомых вещах. Посчитал, скажем так, шагов на десять вперед. И точно знаю, что вот за эту невесомую вещь мне ровным счетом ничего не будет.

С этими словами он выливает остаток чая в лицо майору Малееву. Тот вскакивает.

– Да вы с ума, что ли, сошли?! Да я вас… под трибунал, в порошок!

– За что же? – невинно осведомляется Роговский.

– Вы роняете мою честь… мой авторитет… при нижестоящем лице!

– Сергей Дмитриевич, – самым вежливым тоном обращается ко мне Роговский, – я что-нибудь ронял? Вы не заметили?

А вот это хорошо. Это просто замечательно. В ком чести нет, того надо бить чем попало по чему придется.

– Я видел только, как господин майор случайно облился чаем. Вот, пожалуйста, полотенчико. Хотите? – обращаюсь я к Малееву.

Малеев недоверчиво потряс головой. Потом все-таки понял.

– Я на вас всех напишу. Бардак! Не застава, а хлев! Посмотрим, к чьему слову прислушается командование.

– А что, господин майор, – безмятежным голосом вопрошает поручик, – у меня был какой-то мотив обидеть вас? То есть… вы поймите, ведь, излагая инцидент, придется на весь 3-й отдельный корпус пограничной стражи рапортовать о том, как вы тут экспериментировали с ягодичками особой важности. А у вас, господин майор, обручальное колечко на пальце. Да и статьи, о которых я вам вежливо напоминал, они никуда не делись…

Малеев отшвырнул полотенце.

– Оставьте меня в покое! Я этого так не оставлю, но сейчас мне надо отдохнуть. Тут есть где полежать полчасика?

Роговский вызвал дневального и велел провести майора в дежурку.

– Здорово вы его!

– Сергей Дмитриевич… ничего хорошего. Печалит сам факт, что вот такое еще сохранилось. У меня есть внутренняя надежда, что человек-свинья понемногу становится архаикой, но, между нами, процесс идет уж очень медленно.

Через час дневальный доложил: заезжий майор пошел в уборную, сидел там, сидел, а потом сполз с унитаза и валяется рож… то есть лицом в пол, весь синий. Непонятно, что это такое.

– Что? Видимо, следы огорчения, – мрачно ответил Роговский. – Вязьмитинов, срочно его к врачу.