Это понятно: в наших гиблых местах очень непросто заслужить должность доверенного помощника при нарколорде Ли Дэ Ване. Придется пройти через трудности и лишения… разного рода.
Полагаю, через пару минут он меня убьет. Ну, или не сам, а кому-нибудь из шестерок отдаст приказ: «Этого – во двор!» Скоро же кончилась моя службишка…
Господи, Маша-то где?
Я успел испугаться за нее, но еще не успел испугаться за себя, когда Харальд Юхансен заговорил:
– Этих шестерых – во двор. Бесполезны.
Он говорил по-русски, без особого акцента. Знал, что я слышу его. Кто-то сбоку – я не видел, кто именно, перевел его слова на японско-корейско-китайское арго, которым пользуется на этой планете сволочь с плантаций мико.
Я лежал на боку в страшно неудобной позе, руки связаны за спиной. Кобура на бедре, кажется, опустела… Где я? Санчасть. Передо мной на полу тело Роговского с дыркой в виске. Чуть дальше – тело Игнатьева с дыркой во лбу. Крови вытекло немного, просто маленькие темные пятнышки.
За спиной у меня шум. Плачет кто-то.
– Девчонок пожалейте! Да что они вам! Они же для вас безопасны! – слышался голос дьякона.
Попадья где-то рядом с ним произнесла то же самое по-английски, потом по-испански, а затем ее ударили, и что-то булькнуло у нее в горле. Может быть, она напилась собственной крови, я не видел…
– Молитесь, – негромко произнес священник.
– Я тебя люблю, Максимушка! Ты слышишь, я тебя люблю! – крикнула дьяконова жена.
– Папа… Папа!
Их вытолкали.
Юхансен спокойно посмотрел на меня. Долго не отрывал взгляда, видимо, хотел убедиться, что я понимаю суть происходящего. Потом вновь глянул мне за спину.
– Сейчас их убьют, Марина Николаевна…
Сейчас же у самой двери прозвучали выстрелы. С десяток одиночных. Не больше. У Ли Дэ Вана работали профессионалы, предпочитавшие не тратить патроны зря. Супруга Сманова протяжно застонала.
– Аха, уже все… – хладнокровно отметил Юхансен. – Мы могли бы… как это?.. оске… ос-кве-рнить… да, осквернить женщин и девушек, это было бы правильно. Мы могли бы ос-кве-рнить и вас. Вы жена нашего врага, это было бы очень правильно. Но на них недостаток времени. А про вас просили не трогать. Не жалко! Но вы запомните, что проиграли, что русские мужчины не оборонили вас. Вы должны помнить.
Сманова неожиданно спокойно ответила ему:
– Я не боюсь тебя. Бог привел тебя к нам за грехи наши, Бог же нас и защитит, а тебя и казнит за твое жестокосердие. Я совсем не боюсь тебя.
Юхансен пожал плечами, показывая: что ему Бог? Бросил своим пару слов. Это я понял: «Увести, запереть».
– Теперь ты, – скандинав вперился в меня. – Я уважаю силу и храбрость и больше не уважаю ничего. Я знаю тебя сберечь… сберечь солдата… спасти вашего солдата, когда мы захватили его. Сильный человек. В смерти боязни не имеешь. Уважаю тебя.
Он замолчал. И очень хотелось мне сказать ему одно-единственное слово: «Собака!» Но грубостью я бы унизил себя. Поэтому я ответил со всевозможной учтивостью:
– К сожалению, не могу ответить вам тем же.
Юхансен расхохотался.
– Среди вас попадаются неплохие экземпляры! Воля есть, отвага есть, сила есть. Только свободы нет: все вы чьи-то служите… лы? Нет… – Он помолчал, подбирая слово. – Все вы слуги кого-то: Бога, царя. А слугой быть недостойно.
– Ну конечно, – пробормотал я, – если ты не слуга беса…
Он опять засмеялся.
– Все, достаточно терять время. Мы не варвары, у нас иная культура…
«Собачья», – мысленно прокомментировал я.
– …поэтому я дарю тебе жизнь. Сильные должны жить, прочим следует умереть. Ты будешь жить.
– Но… как же… Мы же о другом договаривались… – послышался голос Моисеенко у меня из-за спины.
И вот ему-то я все-таки крикнул:
– Пес! Пес!
Потому что, выходит, только он мог убить Роговского с Игнатьевым, а потом отключить следящую аппаратуру и управление тяжелым оружием. Только он мог пустить бойцов Ли Дэ Вана на заставу. Я-то, по всему видно, жив лишь случайно: торопился гадина, до смерти прибить меня не успел.
А Юхансен даже отвечать не стал. Посмотрел куда-то в направлении гадины да развел руками. Мол, о чем только люди не договариваются… и что?
Военврач смачно плюнул у меня за спиной. Потом пнул меня под ребра. Ну, разумеется. Просвещенный знаток поэзии, любитель прогулок на природе.
Господи, как там Машенька? Сохрани ее, Господи!
– Это мне интересно. Сильный, живой, беспомощный… Это мне интересно, – продолжил Юхансен. – Пусть будет игра.
Он сделал знак своим бойцам, бросил пару слов, и меня моментально раздели до трусов. Ком одежды отпихнули под шкаф. Развязали мне руки, поставили на ноги. Пол неприятно холодил мои босые ступни.
Скандинав, критически осмотрев меня, остался доволен:
– Хорош. Спортсмен. Хочешь броситься в меня прямо сейчас? Будем драться один на один.
– Нет.
Он ухмыльнулся.
– Хитрый. Думаешь, шанс у тебя есть сам в одиночку победить нас? Не хочешь смерть взять сразу? Хитрый очень.
До чего же отвратительно, когда человек знает твой язык на четыре пятых и калечит его чуть-чуть, самую малость. Как если бы собаке отрубили пальцы на всех четырех лапах. Пока лежит – не видно, но когда захочет подняться…