Также имелось в виду, что влияние провинциальных аянов не ограничивалось экономической деятельностью, но с административной точки зрения имело и политический вес. Не приходится сомневаться в том, что контроль местной знати (аянов) в сельской местности привел там к динамичному промышленному развитию, которое, что важно, не зависело от ограничений со стороны гильдий в городских районах. Однако, по моему мнению, ограниченные возможности производства в сельской местности служили интересам только иностранных капиталистов, для которых периферия служила лишь источником дешевого сырья и дешевой рабочей силы для их отрасли. Сумели ли капиталистические государства максимально воспользоваться такой ситуацией – вопрос спорный. Согласно Элдему, «какие бы формы [иностранного] господства ни существовали, они играли весьма поверхностную и второстепенную роль и не могли подорвать экономику Османской империи»12
.Укрепляя свои позиции, аяны наверняка делали все возможное, чтобы сохранить большую часть экономических доходов в своей местности в ущерб политическому центру. Прибылью, полученной в провинции, делились с иностранными купцами. Сотрудничество с европейскими деловыми кругами определенно усиливало влияние аянов в регионе, а также в глазах центрального правительства. Немногие из провинциальной знати были способны на это, вот почему существовала лишь небольшая группа семей аянов с большой властью. Большинство семей аянов в империи по размеру можно классифицировать как средние. Правомерно утверждение, что отделение от центра (здесь я сознательно избегаю слова «независимость») не было полным. По той же причине политический и экономический контроль центра над периферией оставался достаточно сильным, чтобы не допустить полномасштабного процесса «феодализации».
Это явление должно изменить наш взгляд на вхождение Османской империи в мировую экономику. Согласно прежнему взгляду на отношения между центром и периферией в Османской империи, участие местной знати в деле правления являлось доказательством «упадка Османской империи». Однако, в последние годы более правильной стала считаться иная интерпретация, которая в большей степени учитывает различия между провинциями и в то же время отмечает гибкую политику османской центральной администрации.
В XVIII веке османское правительство проявляло достаточную гибкость, допуская участие в правлении местной знати, когда это было желательно, и в то же время не утрачивая окончательно контроля. Гибкость центральной администрации следует расценивать как источник силы, а не слабости, стойкости, а не упадка. Однако, растущая потребность в новых источниках дохода вынудила центральное казначейство возложить дополнительные функции на администраторов в провинциях. Вследствие этого провинциальные администраторы тоже стали все больше нуждаться в источниках доходов; их реакцией было взимание специальных налогов с жителей своих провинций13
. Характерным для налоговой политики Османской империи XVIII века было также то, что финансовое ведомство часто поручало сбор доходов номинальным губернаторам, редко посещавшим свои «провинции». Таких губернаторов, постоянно находившихся в кампаниях или оставленных в столице, представляли заместители (БЫЛА ЛИ ПЕРИФЕРИЯ ОБУЗОЙ ДЛЯ ЦЕНТРА ИЛИ НЕТ? Существует сравнительно немного исследований, которые проливают свет на финансовое бремя некоторых провинций и на изменения в их политико-экономическом положении в эпоху децентрализации. Например, МакГован проанализировал имеющиеся налоговые архивы по региону Монастыр и сделал вывод, что в этом регионе центр был обузой для провинции15
. Однако, для процесса периферизации Монастыр – не совсем удачный пример, поскольку у него не было крепких связей с внешним миром и он не находился под непосредственным воздействием мировой капиталистической экономики, во всяком случае, если сравнить его с городами западной Анатолии. Нам следует обратить внимание на те исследования, в которых рассматриваются либо регионы, открытые для международной торговли, либо провинции, в которых периферия с особым социальным слоем провинциальных подрядчиков не подчинялась власти центра.