9 января Чайлдс выехал на поезде в Москву, чтобы сообщить Хэскеллу о результатах своей инспекционной поездки. Поезд шел долго – чтобы преодолеть 550 километров, понадобилось 60 часов, – и Чайлдс прибыл в Москву в морозный день, когда столбик термометра опустился до отметки -29 °C. Пока сани неслись по городским улицам, Чайдлс удивлялся, как Москва изменилась за четыре месяца, прошедших с его прошлого визита. Все разоренные и заколоченные магазины отремонтировали и наполнили новым товаром. Повсюду была “жизнь, все было в движении… Зрелище было таким невероятным, что оставалось только тереть глаза и гадать, как еще, если не по воле джинна, явившегося Аладдину, могло произойти такое скорое преображение города”[196]
.Он должен был уехать 15 января, но поезд снова не подали. После жалобы АРА в ЧК состав появился. “Несомненно, в России существует одна абсолютно надежная государственная организация, – написал Чайлдс в дневнике, – и это Чрезвычайная комиссия”[197]
. Вагон не отапливался, и Чайлдс никак не мог согреться. Проведя в поезде целый день, он почувствовал необычную усталость и сонливость. В затылке начались боли, глаза перестали фокусироваться. Он нашел печку, но все равно не сумел прогнать пронизывающий его холод, даже когда у него начался жар. Он едва доехал до Казани, и там вечером 17 января его сразу уложили в постель.Чайлдс заболел сыпным тифом. Он лежал в бреду. Порой он терял сознание, а порой страдал от пугающих галлюцинаций. В Казань вызвали доктора Дэвенпорта. Два дня Чайлдс оставался на грани жизни и смерти. Группа русских женщин организовала в местной церкви молебен о его выздоровлении, а новость о его болезни была опубликована в американской прессе. Кризис миновал к первой неделе февраля, но встать с постели он смог лишь в середине месяца. Ноги его не держали, и ему понадобилось две недели, чтобы снова научиться ходить с помощью сиделок. Хэскелл дал ему трехнедельный отпуск, и Чайлдс вместе с Уолтером Дьюранти из Москвы через Ригу отправился в Берлин, где поселился в роскошном отеле “Адлон”. Хотя Чайлдс еще плохо стоял на ногах, ему хотелось обратно в Россию. “Мне не терпится вернуться в Казань, где осталось мое сердце, – писал он матери. – Такого богатого опыта, как в России, я не получал нигде и ни на что его не променяю”[198]
. Не каждый скажет такое о стране, где едва не лишился жизни.Глава 10
Горящий отель
Несмотря на очевидные успехи, которых АРА добилась всего через несколько месяцев, Гувер и его организация продолжали подвергаться нападкам. В США в газете
Миннесотский журналист и общественный деятель Уолтер Лиггетт основал Американский комитет помощи голодающим в России, который поддержали в числе прочих многие католические епископы, губернаторы штатов и американские конгрессмены, в частности сенатор от Мэриленда Джозеф Франс, противник Гувера и главный пропагандист официального признания Советской России правительством США. По мнению Гувера, Американский комитет Лиггетта был очередной “красной” организацией, хотя на самом деле, скорее всего, это было не так, и он использовал свое положение министра торговли, чтобы убедить Бюро расследований при министерстве юстиции (предтечу ФБР) проверить организацию на наличие связей с советским правительством. Неутомимый любитель разоблачений, не привыкший отступать в разгар битвы, Лиггетт отомстил Гуверу за несправедливое отношение, опубликовав его уничижительную биографию во время президентской кампании 1932 года, в которой Гувер проиграл Франклину Рузвельту[200]
. Жизнь Лиггетта трагически оборвалась три года спустя, когда его на глазах у жены и дочери застрелил печально знаменитый миннеаполисский гангстер Айседор Блуменфельд (он же Малыш Канн), таким образом отплатив Лиггетту за его расследование связей организованной преступности с Демократической партией фермеров и лейбористов.