Российская психология в пространстве мировой науки

В современной мировой психологической науке сейчас доминирует тенденция к интеграции, важнейшим фактором которой стало развитие психологической практики во второй половине XX века, становление психологии как профессии, что настоятельно требует единых стандартов в этой области. Смена ведущей тенденции, поворот от изоляции к диалогу позволяют утверждать, что кризис психологии в вышеназванном его понимании завершен [Мироненко, 2004]. Таким образом, круг замкнулся, и психология вновь, на новом этапе развития, в посткризисный период, стоит перед задачей определения своего предмета, определения, на основе которого станет возможной интеграция школ и направлений в контексте единой мировой психологической науки.

Для отечественной школы современный период имеет особый, в определенном смысле парадоксальный характер. Во-первых, изоляция отечественной школы периода кризиса усугубилась политическими и идеологическими особенностями развития страны, возникшим языковым барьером. Это была особого рода изоляция, в которой, наряду с общей для всех школ тенденцией замыкания внутри себя, преимущественного обмена информацией внутри школы, присутствовал и специально созданный государством барьер, препятствующий выходу информации за пределы школы. И сегодня отечественная психология остается недостаточно известной зарубежным коллегам. Отечественные авторы практически не цитируются, не упоминаются в известных периодических изданиях. Это делает проблему интеграции в единый контекст мировой науки особенно и специфически сложной для российской науки.

Во-вторых, в советской России развитие психологии с помощью идеологического пресса, отчасти насильственно, удерживалось в рамках единого направления. В настоящее время отечественная психология уже не является монометодологической областью знания, объединенной единой парадигмой. Развитие бурно растущих прикладных отраслей психологической науки в современной России происходит преимущественно на основе иных подходов: гуманитарных, заимствованных из смежных наук, ассимилированных из зарубежной психологии. Фундаментальные теоретические работы также не ограничиваются руслом направления, сложившегося в советский период. Таким образом, современный период стал и временем распада прежде единой отечественной школы.

Все это делает вопрос о предмете психологии вдвойне актуальным и драматичным для российского профессионального психологического сообщества: это вопрос не только интеграции теорий мировой науки, но и вопрос возможности или невозможности воссоединения еще недавно единого отечественного профессионального сообщества.

Для того чтобы в процессе интеграции сложилась единая мировая психологическая наука, ученые, принадлежащие к различным школам, должны определить в качестве своего предмета нечто приемлемое для всех, что позволит обмениваться информацией и конструктивно обсуждать общие вопросы. Предлагаемое сегодня определение предмета должно быть достаточно широким – в этом нельзя не согласиться с В. А. Мазиловым [2004] – и, главное, не должно основываться на постулатах, принятых в одной из школ и для других неприемлемых. Мне представляется бесперспективным сегодня предлагать сложившиеся в отдельных школах «частные» варианты решения, не позволяющие вписать в рамки декларируемого предмета исследования психологов, не принадлежащих к данному направлению, как бы продуктивны эти определения не были «во внутреннем пользовании» школ. Поведение, деятельность, мозговые механизмы, сознание, бессознательное и др. – прекрасные конструкты. Исследования в русле, определяемом ими, существенно обогатили психологию, фактически из этих исследований сложилась современная психология. Но ни одно из этих понятий не годится в качестве определения общего предмета психологии, так как ни одно из них не позволяет интерпретировать и полноценно интегрировать достижения психологии, полученные за пределами «родной» школы.