Читаем Российский фактор правового развития Средней Азии, 1717–1917. Юридические аспекты фронтирной модернизации полностью

Подобные меры были вполне в духе взаимоотношений тюрко-монгольских правителей еще в эпоху Средневековья: ради решения политических проблем потомки Чингис-хана нередко задерживали или даже грабили иностранных купцов. Русские власти вполне могли знать о подобных эпизодах, поскольку многие из них были связаны с Золотой Ордой и русско-ордынскими отношениями. Можно вспомнить, например, как страдали золотоордынские купцы в Иране и, соответственно, персидские купцы в Улусе Джучи во время войны Берке, хана Золотой Орды, и его двоюродного брата Хулагу, ильхана Ирана, в сер. XIII в. [СМИЗО, 1884, с. 239]; как золотоордынский же хан Джанибек в результате конфликта 1340-х годов с итальянскими торговыми колониями Причерноморья арестовал венецианских купцов в Орде, а затем на несколько лет запретил итальянцам приезжать в его владения для торговли (см., например: [Почекаев 2015б, с. 230–244]); как золотоордынские ханы Арабшах и Токтамыш в 1370–1380-е годы арестовывали русских купцов перед своими походами на русские земли [Татищев, 1784, с. 244, 294] и т. д.

В России опыт использования экономических рычагов воздействия как на собственных кочевых подданных, так и на иностранные государства в первой половине XVIII в. был неоднократно опробован (см., например: [Торопицын, 2011]). Поэтому неудивительно, что экономические санкции применялись и в качестве инструмента правовой политики Российской империи в отношении Хивинского ханства. Мы намерены проанализировать три известных примера таких санкций, имевших место в 1754, 1836 и 1858 гг. Считая целесообразным дать общую характеристику причин введения санкций, мы намерены в большей степени сосредоточиться на правовых аспектах их введения и действия, а также на проблеме оценки эффективности таких мер для разрешения проблем, которые, собственно, и являлись причинами введения санкций.

Первый из рассматриваемых нами примеров датирован 1754 г., когда санкции против Хивинского ханства были впервые использованы как инструмент международно-правовых отношений. К этому времени русско-хивинские отношения складывались весьма противоречиво. С одной стороны, в воспоминаниях хивинцев (как, впрочем, и десятилетия спустя) еще была жива память об экспедиции князя А. Бековича-Черкасского, отряд которого в 1717 г. вступил в пределы Хивинского ханства по приказанию Петра I и был полностью уничтожен хивинцами, посчитавшими его действия попыткой присоединения Хивы к России. Несмотря на предпринятые впоследствии взаимные попытки российских и хивинских властей восстановить отношения, их уровень оставался весьма неудовлетворительным для обеих сторон, которые неоднократно предъявляли претензии друг другу [Ниязматов, 2010, с. 47].

Так, российские власти обвиняли хивинцев в постоянном вмешательстве в дела казахов Младшего жуза, принявших российское подданство еще в 1731 г. В 1749 г. российские власти утвердили в качестве хана Младшего жуза Нурали, сына хана Абулхаира, первым принявшего российское подданство, но ряд казахских родов не признал его прав на трон и поддержал «альтернативного» хана — Батыра, женатого на дочери Абулхаира. А поскольку правивший в то время в Хиве хан Каип являлся сыном Батыра[12], неудивительно, что он оказывал отцу всяческую поддержку в борьбе с русским ставленником на трон (см., например: [Васильев, 2014, с. 90, 102]). Естественно, Нурали весьма враждебно относился к сыну своего конкурента и всячески препятствовал его попыткам установления дипломатических и торговых отношений с Россией, порой весьма резко выражая свое недовольство тем, что русские без его ведома ведут переговоры с Хивой [ЭНКПЭ, 2014, № 395, с. 30]. Враждебные отношения казахов с хивинцами, нередко перераставшие в открытые военные нападения друг на друга, негативно отражались на торговле России со Средней Азией: как сообщал в Коллегию иностранных дел оренбургский генерал-губернатор И. И. Неплюев в 1750 г., купцы отказывались ездить из Оренбурга в Хиву и обратно, не будучи уверенными в своей безопасности [КРО, 1961, № 196, с. 509].

В свою очередь, хивинский хан, ссылаясь на давние, еще со времен Петра I, дипломатические связи, писал российским властям в июне 1751 г., что стремится наладить торговые отношения с Россией и готов обеспечить русским торговцам наиболее благоприятные условия для ведения дел [ЭНКПЭ, 2014, № 641, с. 322–323]. Однако напряженные отношения Хивы с ханом Нурали не позволили пограничным властям отнестись с доверием к обещаниям хана Каипа, и в результате в сентябре того же года он писал уже непосредственно императрице Елизавете Петровне, жалуясь, что его послов и торговцев задерживают в Оренбурге и не дают возможности ехать по России дальше [ЭКНПЭ, 2014, № 642, с. 323–324].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Синто
Синто

Слово «синто» составляют два иероглифа, которые переводятся как «путь богов». Впервые это слово было употреблено в 720 г. в императорской хронике «Нихонги» («Анналы Японии»), где было сказано: «Император верил в учение Будды и почитал путь богов». Выбор слова «путь» не случаен: в отличие от буддизма, христианства, даосизма и прочих религий, чтящих своих основателей и потому называемых по-японски словом «учение», синто никем и никогда не было создано. Это именно путь.Синто рассматривается неотрывно от японской истории, в большинстве его аспектов и проявлений — как в плане структуры, так и в плане исторических трансформаций, возникающих при взаимодействии с иными религиозными традициями.Японская мифология и божества ками, синтоистские святилища и мистика в синто, демоны и духи — обо всем этом увлекательно рассказывает А. А. Накорчевский (Университет Кэйо, Токио), сочетая при том популярность изложения материала с научной строгостью подхода к нему. Первое издание книги стало бестселлером и было отмечено многочисленными отзывами, рецензиями и дипломами. Второе издание, как водится, исправленное и дополненное.

Андрей Альфредович Накорчевский

Востоковедение
Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников. Монголия XVII — начала XX века
Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников. Монголия XVII — начала XX века

В книге впервые в отечественной науке исследуются отчеты, записки, дневники и мемуары российских и западных путешественников, побывавших в Монголии в XVII — начале XX вв., как источники сведений о традиционной государственности и праве монголов. Среди авторов записок — дипломаты и разведчики, ученые и торговцы, миссионеры и даже «экстремальные туристы», что дало возможность сформировать представление о самых различных сторонах государственно-властных и правовых отношений в Монголии. Различные цели поездок обусловили визиты иностранных современников в разные регионы Монголии на разных этапах их развития. Анализ этих источников позволяет сформировать «правовую карту» Монголии в период независимых ханств и пребывания под властью маньчжурской династии Цин, включая особенности правового статуса различных регионов — Северной Монголии (Халхи), Южной (Внутренней) Монголии и существовавшего до середины XVIII в. самостоятельного Джунгарского ханства. В рамках исследования проанализировано около 200 текстов, составленных путешественниками, также были изучены дополнительные материалы по истории иностранных путешествий в Монголии и о личностях самих путешественников, что позволило сформировать объективное отношение к запискам и критически проанализировать их.Книга предназначена для правоведов — специалистов в области истории государства и права, сравнительного правоведения, юридической и политической антропологии, историков, монголоведов, источниковедов, политологов, этнографов, а также может служить дополнительным материалом для студентов, обучающихся данным специальностям.В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Роман Юлианович Почекаев

Востоковедение