Политика Бухарского эмирата с 1886 г. контролировалась особым Российским императорским политическим агентством, причем политический агент, являясь формально дипломатическим представителем туркестанского генерал-губернатора в Бухаре, фактически по статусу не уступал высшим сановникам бухарского эмира, которые едва ли не ежедневно советовались с ним по различным проблемам, рассматривая его решение по спорным вопросам как окончательное. При этом, если поначалу туркестанские власти были вполне довольны деятельностью Политического агентства, то к началу XX в. их отношение несколько изменилось: агенты стали в большей степени взаимодействовать с российским МИДом и, соответственно, меньше координировать свои действия с администрацией Туркестанского края. Яркую характеристику трансформации Политического агентства дал в 1911 г. Д. Н. Логофет, который писал о том, что «политическое агентство превратилось в учреждение с колоссальным делопроизводством, при котором оно ныне ведает не только сношениями с бухарским правительством, но и наблюдает за торговыми условиями, влияет на курс теньги, разрешает вопросы распределения воды, решает дела по столкновению русских подданных с бухарцами, творит суд, приговаривает даже к смертной казни, заведывает секретною агентурою и т. д., в силу чего, как перегруженное делами, разумеется, выполнить все эти сложные обязанности даже и в половину не в состоянии, почему и превратилось в огромную канцелярию, отставшую от современных жизненных требований и условий и потому невольно являющуюся тормозом в деле скорейшего разрешения бухарского вопроса в полном его объеме…» [Логофет, 1911
Роль Русского политического агентства в Бухаре неоднократно исследовалась специалистами. Гораздо меньше освещалась аналогичная деятельность представителей Российской империи по отношению к Хивинскому ханству.
Надо сказать, что система российского контроля в Хивинском ханстве строилась по совершенно иному принципу, нежели в Бухарском эмирате, что объяснялось несколькими причинами. Во-первых, это было нежелание подчеркивать вассальную зависимость Хивы от России, что было связано с перманентным опасением российского Министерства иностранных дел вызвать неудовольствие Британской империи, соперничавшей с Россией за контроль над Центральной Азией (так называемая Большая игра) ([Мартенс, 1880, с. 59–60]; см. также: [Сергеев, 2012, с. 130–134]). Во-вторых, в самом ханстве в течение всего периода его пребывания в вассалитете Российской империи сохранялась напряженная политическая ситуация, сепаратистские тенденции продолжали проявляться вплоть до 1916–1917 гг. (в отличие от эмирата, где на рубеже 1860–1870-х годов при поддержке России была восстановлена власть эмира над всеми регионами государства) [Ниязматов, 2010, с. 417], и поэтому более целесообразным представлялся контроль Хивы со стороны военного, а не дипломатического ведомства.
В связи с этим сначала решением К. П. фон Кауфмана был создан особый Диван под председательством хана, в который вошли высшие ханские сановники (диван-беги, инак и один из ханских приближенных), а также представители Российской империи — три офицера и один из почетных жителей Ташкента [История, 1947, с. 416; Тухтаметов, 1969, с. 27]. Однако вскоре Диван был упразднен, и функции, аналогичные функциям русских политических агентов в Бухаре, выполняли начальники ближайшего административно-территориального подразделения Туркестанского края — Амударьинского военного отдела.