Российский фактор правового развития Средней Азии, 1717–1917. Юридические аспекты фронтирной модернизации

Амударьинский округ с центром в г. Петро-Александровске (укрепление Петро-Александровское) был создан на территориях Хивинского ханства, отошедших к Российской империи по условиям Гандемианского мирного договора в том же 1873 г. и являлся особой административно-территориальной единицей Туркестанского края. Поскольку присоединение хивинских территорий к России было совершено по инициативе самого К. П. фон Кауфмана, их статус в течение довольно продолжительного времени оставался весьма неопределенным, равно как и полномочия самого начальника вновь созданного округа, вскоре переименованного в военный отдел. Вместе с тем в своем отчете по итогам управления Туркестанским краем Кауфман отмечал, что особый статус Амударьинского отдела объясняется его отдаленностью от основных территорий края и беспокойным поведением туркмен (номинально считавшихся подданными Хивинского ханства) — что и предполагало изначально «особые уполномочия командующего войсками отдела» [Кауфман, 1885, с. 76][29].

Статус новой административно-территориальной единицы определялся «Временным положением об управлении Амударьинским округом», утвержденным К. П. фон Кауфманом 26 августа 1873 г.[30] Исследователи не без оснований отмечают расплывчатость формулировок «Временного положения», определявших статус и компетенцию начальника округа/отдела [Ниязматов, 2010, с. 204]. И если в отношении внутренней политики самого Амударьинского округа «Временное положение», в принципе, соответствовало основному на тот момент правовому акту, регламентировавшему статус Туркестанского края в целом («Проект Положения об управлении Семиреченской и Сырдарьинской областей» от 11 июля 1867 г.) (см. подробнее: [Тухтаметов, 1999, с. 32]), то полномочия его начальника в отношении Хивинского ханства куда более определенно регламентировались личными предписаниями ему самого генерал-губернатора. И если в первые месяцы существования отдела его начальнику, как отмечалось выше, приходилось пару раз прибегать к военной силе, в дальнейшем он довольствовался перепиской с ханом, что, собственно, и позволяет провести параллель между его действиями по отношению к Хиве и деятельностью русского политического агента в Бухаре.

Главным различием в статусе этих двух чиновников, впрочем, было то, что политический агент (который в планах К. П. фон Кауфмана должен был являться представителем интересов туркестанского генерал-губернатора в Бухаре) значился чиновником российского МИДа и в куда меньшей степени координировал свои действия с начальством Туркестанского края. Начальник же Амударьинского отдела был чиновником военного ведомства, прямо подведомственным туркестанскому генерал-губернатору — не только потому что руководил административно-территориальной единицей, входившей в состав края, но и потому, что генерал-губернатор состоял также командующим Туркестанским военным округом, которому начальник отдела должен был подчиняться и как офицер русской военной службы.

Надо полагать, именно поэтому в течение первых лет существования Амударьинского отдела его начальник, осуществляя дипломатические контакты с ханом Хивы, по сути, был не более чем «передаточным звеном» между администрацией Туркестанского края и Хивинским ханством. Так, первый начальник отдела полковник Н. А. Иванов в 1870-е годы ограничивался тем, что уведомлял хана о невыполнении его подданными условий Гандемианского договора и иных соглашений с российскими властями, а также о преступных деяниях хивинских подданных против русско-подданных жителей пограничных районов Туркестанского края и призывал устранить допущенные нарушения. Единственное, чем они могли подкрепить свои требования на данном этапе взаимоотношений с Хивой — это намек на гнев грозного туркестанского генерал-губернатора, который и поручал начальнику Амударьинского отдела сообщить хану о том или ином нарушении. Поэтому в посланиях этого периода встречаются фразы типа: «Желая получить эти сведения для сообщения Его Высокопревосходительству Командующему войсками, я пишу Вашему Высокостепенству это письмо»; «за всякий подобный поступок я, в силу приказаний, данных мне Его Высокопревосходительством Генерал-губернатором, принужден буду строго и примерно наказать туркмен»; «Его Высокопревосходительство поручил передать Вам, что…»; «мое настоящее дружеское письмо к Вам как на предварительное, которое, вместе с отчетом Вашего Высокостепенства, будет представлено мною на обсуждение и на благоусмотрение г-ну. Туркестанскому Генерал-губернатору»; «прошу Ваше Высокостепенство уведомить о предполагаемых Вами мерах … меня … для доклада Его Высокопревосходительству… Туркестанскому Генерал-Губернатору» [ЦГА РУз, ф. И-125, оп. 1, д. 6, л. 4, 15; д. 12, л. 15 с об.; д. 19, л. 129; д. 24, л. 89].