Российский колокол, 2015 № 7-8

Опускаясь в тоску и печаль
за весь род до седьмого колена,
просыпаясь и счастья, и плена,
устаёшь о себе понимать.

Устаёшь от своих «совершенств»,

от любви не такой, как хотелось,
и, слоняясь по дому без дела,
очень остро почувствуешь, где

жизни шар превратился в мираж:

год и месяц, число, даже время.
Было солнце – настало затменье,
только свет золотого пера…

Строки жили на фоне листка,

чередой откровений пронзали,
но осотом по слогу печали
прорастала мятежно тоска.

Опускаясь в тоску и печаль,

просыпаясь и счастья, и плена,
за весь род до седьмого колена
«…буди мне…» отвечать!

«Благословляю тишину…»

Благословляю тишину,
и утро накануне света,
и кофе только что согретый,
и ложку сахара – одну.

Едва дышать, не торопясь,

следить, как истечёт минута,
и время сдвинется как будто,
но только не вперёд, а вспять.

И всплеск души запечатлеть

рука потянется к тетради,
и осторожно, Бога ради,
за окнами начнёт светлеть…

«Не торопись…»

Не торопись,
ведь мы с тобой летим,
за нашу осень, ту, что я желала!
На крыльях облаков нам по пути
за неба золотые покрывала,
на дальний берег сути и судьбы,
за тот рубеж, где быть дано не многим…
Не торопись!
Крылатые дороги
нам в наказанье, кажется, даны!

«Отныне что здесь ценно для меня?..»

Отныне что здесь ценно для меня?
Лишь то, что в осень кинуть не посмею.
Льёт мутный дождь четвёртую неделю,
тоску и одиночество кляня.

Я не хочу жестоко поступать —

любить хочу! Но если не умею?!

Льёт мрачный дождь четвёртую неделю,

стирается душевная тропа,
которой мне идти к тебе хотелось
в надежде счастье обрести с тобой.

Льёт судный дождь, бездумный и рябой,

осенний лекарь, массовик-затейник.

И в шумном мире скорости утрат

в его объятьях истина и правда.

Льёт дождь разлук, вершитель листопада,

Икар судьбы —
безудержно-крылат!

«Захлопнуть дверь и запереть…»

Захлопнуть дверь и запереть.
Скорей!
От грозных чувств,
чтоб Зверь бродил в пределах
знакомой жизни, жизни лишь моей,
не покидал знакомого придела.
Голодный Зверь!
Не хочет ничего.
Не признаёт и признаков хозяйских.
Рычит и воет, прыгает на дверь
и ни за что не хочет оставаться
один!
И я сижу при нём,
напрасно накормить его пытаюсь
тем, что не ест.
Не приспособлен он
глотать траву заветренного мая.
Ему бы крови алой сентября
и жирной глины скользкой под ногами,
чтобы катиться, голову сломя,
соскальзывать над пропастью
стихами,
отчаянно срываться камнем вниз,
на самом дне распахивая крылья
горячие
исписанных страниц,
и воспарять до солнца без усилья.

«Ищи свои выгоды?!..»