Российский либерализм: Идеи и люди. В 2-х томах. Том 1: XVIII–XIX века

История российской государственности предреволюционного века сохранила не так уж много имен, ставших по-настоящему знаковыми для современников и потомков; имен, олицетворявших собой целую программу политического и социального развития страны. Сейчас, благодаря отечественным и зарубежным исследованиям последних десятилетий, в первую очередь работам Б. Линкольна, Ф. Старра, Д. Филда и Л. Захаровой, появление имени Николая Алексеевича Милютина (1818–1872) в ряду государственных деятелей масштаба Сперанского, Витте или Столыпина уже никого не удивит. А между тем в начале XX века о нем мало кто помнил (одна из немногочисленных его биографий того времени называлась «Забытый государственный человек»), его роль в реализации крупнейшего реформаторского проекта Нового времени – так называемых Великих реформ Александра II – оставалась неясной, а смысл программы, которую отстаивали он и его единомышленники, интерпретировался порой диаметрально противоположно.

В достижениях и неудачах каждого государственного деятеля отражается его собственная историческая эпоха, в судьбе лишь немногих – еще и будущие. В не слишком богатой событиями, но полной внутреннего напряжения и парадоксов жизни Н.А. Милютина несложно различить мотивы, многие десятилетия звучавшие потом (порой – оглушительно громко) в жизни Российского государства.

Николай Алексеевич родился 6 июня 1818 года в Москве. Дворянский род Милютиных не отличался ни древностью, ни большими заслугами перед отечеством. Еще в 1803 году на двадцатитрехлетнего отца Николая, Алексея Михайловича, не успевшего толком начать самостоятельную жизнь, обрушилось тяжкое бремя – наследство, которое принесло с собой не благосостояние, а колоссальные долги. Ему пришлось прикладывать огромные и безнадежные усилия для поддержания доброго имени, чести и социального статуса семьи (в конце концов, после многих лет борьбы он все-таки обанкротился). Так что жизнь Николая, его братьев и сестер началась в обстановке, когда приходилось считать каждый рубль; думая о своем будущем, они могли надеяться исключительно на собственные силы. Правда, мать, урожденная Киселева, связала Милютиных с весьма влиятельным в обеих столицах дворянским родом. (Один из его представителей, Павел Дмитриевич, пользовался расположением Александра I, а позже стал одним из любимцев Николая I и крупнейшим государственным деятелем его царствования.) Но родственники Елизаветы Дмитриевны не без основания считали ее брак мезальянсом и, хотя не раз выручали Милютиных в трудные минуты, все же подчеркнуто выдерживали дистанцию.

Семья много времени проводила и в родовом доме в Москве (в сохранившем свое название до наших дней Милютинском переулке), и в подмосковном имении. Однако Николай (как и самый, пожалуй, близкий ему человек – старший брат Дмитрий) не испытывал позже никакой ностальгии ни по поместному быту с его стабильностью, патриархальной расслабленностью и чувством социальной защищенности, ни по жившей на широкую ногу аристократической Москве. Вплоть до 1869 года, когда уже смертельно больному Н.А. Милютину был пожалован за заслуги майорат в Царстве Польском, у него не имелось никакой земельной собственности – факт нередкий в среде петербургской бюрократической элиты, но тоже сыгравший определенную роль в формировании симпатий и пристрастий государственного деятеля.

Парадоксально, но будущий ярчайший представитель так называемой просвещенной бюрократии получил весьма поверхностное образование. Сначала оно было домашним (уже в восемь лет Николай вместе с десятилетним Дмитрием читали одно из самых популярных литературных произведений того времени – «Историю» Карамзина), затем продолжилось в московской гимназии, а завершилось в Благородном пансионе при Московском университете. Уровень гимназического образования в первой половине XIX века был очень низким, а социальный состав учащихся не отличался блеском. Да и Благородный пансион – вроде бы элитарное заведение – давал лишь некий эрзац знаний. К тому же порывистый и горячий Николай, в отличие от аккуратного Дмитрия, не мог похвастаться ни усидчивостью, ни аккуратностью в учебе. «Натуры их были совершенно различные, – вспоминал много позже близко знавший обоих братьев мемуарист. – Николай Милютин был весь огонь, страсть, увлечение; с неудержимым пылом высказывал он все, что накопилось у него в душе, это нередко коробило Дмитрия Алексеевича». Николая увлекали литература и театр, романтические внутренние переживания, ждала же – карьера чиновника…