Российскою землей рождённый

А потом пошел проливной дождь. Море вспенилось, словно закипело горячими ключами. Волны невиданной величины опрокидывались на палубу, смывая все, что люди позабыли убрать. Все спустились вниз. Кораблем никто не управлял. Море глухо ворчало и будто впрямь скрежетало зубами. Брательники творили молитвы перед образом морскому заступнику — Николе Можайскому. Самый старый, стоя на коленях, тихо пел отходную.

Василий Дорофеевич улыбался сыну, гладя его по голове, и приговаривал:

— Ничего, сынок. Выдюжим! Буря-то напоследок бесится. А утром дорогу снова найдем!

К утру море, вправду, успокоилось. И вдруг воды озарились могучими потоками непрерывно струящегося голубого света. Невиданной хрустальной красотой засияло все вокруг.

Михайло знал: это северное сияние. Но откуда берутся эти бесконечные трепещущие лучи? Какая могучая сила управляет ими?

— Божие произволение, сынок, божие произволение, — ответил Василий Дорофеевич, снимая шапку и крестясь.

На четырнадцатые сутки (дни отмечали зарубками) из густого непроглядного марева возникла вдруг ледяная гора-падун. Словно огромный мертвый город с пустыми снежными церквами и башнями, шумя и свистя, проходила она стороной.

— Зацепиться за нее не дай бог — уволочет неведомо куда, — говорил отец, провожая льдину глазами. — Сколько раз уж на таких вот падунах находили тела замерзшие. А то и вовсе остовы человеческие — иногда поселяется там голодный ошкуй. Вот тебе и мишка косолапый!

— Что ж, и спасенья нет от падуна? — спрашивал Михайло.

— Смелый да умелый нигде не пропадет. Знай, не зевай. Услышишь словно бы треск, как от дров в печи, — значит, падун приближается. Это льды от лучей тают. Вот и сторонись.

Четыре недели продолжалось плавание. Было всякое: бури и падуны, и полное безветрие, когда бессильно обвисают паруса и мертвое море качает корабль на одном месте, как кленовый ковшик в корыте. Тогда брательники дружно принимались за весла.

Видели вдали кита — темную полосу и огромную струю над ней. А однажды поймали в сети смешную рыбу — морского петуха — и подарили Михайле. Мальчик схватил рыбину за жабры и рассмеялся: может, это и есть та самая петушья морда?

Утром следующего дня на горизонте, словно вырастая из моря, показались серебристые чешуйчатые главки Воскресенского собора в Коле. Все обрадовались, начали обниматься и поздравлять друг друга со счастливым плаванием.

В гарнизоне Кольского острога прогостили с месяц. Теплым летним днем, когда земля пестрела цветами в буйно разросшихся травах, налегке отправились обратно.

* * *

Вернувшись из первого плавания, Михайло зашел к куроостровскому книгочию Ивану Шубному и попросил выучить его грамоте. В мешочке позвякивали тяжелые медные пятаки — отец денег не пожалел. Шубной согласился. За грамоту засели в тот же день.

А вскоре Михайло читал и писал не хуже дьякона. Божественные книги были разные: толстые и тонкие, новые, а больше старые, ветхие. Сколько труда и любви вложили в них люди, как изукрасили картинками! Тут и затейливо переплетенные узоры, и несказанной красоты цветы, птицы и какие-то страшилища, смешные фигурки людей — век бы Михайло все это рассматривал!

В холмогорской церкви он видел огромное евангелие[7], прикованное цепью к налою[8]. В переплет его вставлены разноцветные драгоценные камни, которые переливчато сверкали, когда в храме зажигались свечи. Другую книгу — старинную — псалтырь[9] прихожане обрядили в белый костяной переплет.

В книгах были молитвы — призывы к богу, вое хваление Иисуса Христа и святых, описание подвигов во имя его. В библии же говорилось о сотворении мира:

«Вначале сотворил бог небо и землю… земля же была безвидна и пуста и тьма над бездною; и дух божий над водою».

Михайло читал эти строки, и в голову невольно лезли вопросы: если никого не было, кто же видел эту первоначальную пустынную землю и духа божьего над землею? А что было до сотворения неба и земли?

— Грех про божественное спрашивать, — отвечали ему старые люди. — Грех сомневаться в священном писании. За это бог накажет…

Никто не мог ему ответить, отчего бывают приливы и отливы, как зарождаются ветры, вспыхивает северное сияние, почему в одни и те же часы появляются на небе звезды и луна.

— От бога все это, Михайло, от бога, — говорили ему.

Значит, ответ на все в священных книгах? Он снова принимался за них. Но они твердили то же; от бога, от бога…

* * *

Среди рыбаков, помощников отца, появился новый, дндя Савелий. Порой после удачного лова рыбаки отправлялись в питейный дом — Василий Дорофеевич V себя вина не держал, но с брательниками пить не чурался. И только Савелий хмуро и осуждающе глядел на уходящих в царев кабак.

— Пейте, пейте сатанинское зелье, — ворчал Савелий. — А на том свете еще и огня вволю поглотаете. На закуску!

И обращался к Михайле:

— Не пей, вьюнош, и не кури табак! И богу неугодно, и в расстройство нутрь приходит. Не ведаю пи единого старца среди пьяниц и курильщиков. Мне нот семь десятков. А гляди каков!