Rossija (reload game)

Однако недавно Высшее Благочиние воспретендовало: Пимен поставил вопрос так, что главная задача таможни-де - "борьба с тлетворным влиянием Запада" (в виде, например, печатной продукции любого сорта), а все прочие функции ее - факультативны: "На идеологии мы не экономим", да-да! Посему ведомство сие следует если уж не передать целиком под их руку, то хотя бы прикомандировать к каждой таможенной избе смотрящего-благочинника. С соответствующим перераспределением финансовых потоков.

После того как Благочиние жестко оттерли от серебряных дел, Пименовы ребятушки повадились отжимать бизнесА у лавочников и средне-мелких купчишек, угрожая обвинениями в еретичестве или непотребстве. Неожиданно удачной - в смысле доходности - оказалась их затея со специальной службой Роснепотребнадзор, шерстящей совсем уж мелкий народишко по совсем уж ничтожным поводам, вроде недолжного одеяния на бабе, потребления скоромного в пост и прочих таких моментов. Денежки медные, зато их много.

Одно плохо: тупые и жадные благочинники бизнесА те, как правило, губят. "Эти крысы, - говорил про них Генрих Штаубе, начальник Пятой (экономической) службы Особой контрразведки, - сожрут копейку, а изгадят - на червонец". В результате Пимена с его благочинной бражкой ненавидят массово и всенародно, а в Москве под личиной показного благочестия копошится клубок дичайших ересей. Владыку, впрочем, устраивает и то и другое. Ненависть он, по старой памяти, ошибочно принимает за страх (типа, "Пусть ненавидят, лишь бы боялись": всё никак не может отрешиться от сладостных ностальгических воспоминаний об эпохе "славных пятидесятых", когда его боялись больше, чем Годунова и избегавшего в ту пору появляться в публичном пространстве Цепеня), а что до ересей, то само их наличие дает законный повод "укреплять бдительность".

При этом, разумеется, пускать дело с ересями на самотек и отдавать его на откуп несертифицированным ересиархам с нелицензированными учениями никак не следовало. Госрегулирование этого специфического рынка было возложено на Духовную Консисторию, руководствовавшуюся в своей деятельности известными принципами: "Не всё корчевать - когда и насаждать" и "Не можешь одолеть - возглавь".

Поначалу-то борьбой с ересями занималось ведущее (по численности и полномочиям) подразделение Высшего Благочиния, нареченное - без затей - "Главное управление православной инквизиции". К несчастью, в эпоху "славных пятидесятых" генеральная линия Церкви извивалась столь причудливо, а вчерашняя "ересь" оказывалась "ортодоксией" (et vice versa) столь стремительно, что в следственных камерах Внутренней тюрьмы Благочиния в Чистом переулке вчерашние следователь и подследственный запросто могли обменяться местами. Всё это сильно нервировало личный состав, а главное - демотивировало его в плане карьерного роста: чем выше успевал взобраться инквизитор по служебной лестнице, тем меньше было у него шансов уцелеть при следующем Очищении, а уж из троих первых по счету Генеральных комиссаров инквизиции казни не избег ни один. Да и вообще, если считать в процентах, среди всех социальных категорий, попадавших под колотуху периода "необоснованных религиозных репрессий, осужденных впоследствии Церковью", сами инквизиторы лидировали с большим отрывом. Иных потом даже реабилитировали посмертно, причислив к лику мучеников...

Четвертый по счету Генеральный комиссар инквизиции, отец Лаврентий, мозгов имел поболее всех своих предшественников вместе взятых и остановил сей danse macabre. Начал он с того, что переназвал свою Контору в Духовную Консисторию, а себя - в Первого консистора (найдя, что у слова "инквизиция" плохая кредитная история), а затем провозгласил "перенос акцента в работе на профилактирование преступлений" (что поначалу было сочтено всеми ничего не значащим словоблудием). После чего и возник, как по волшебству - вот и не верь в симпатическую магию!.. - нынешний, относительно вегетарианский, modus operandi этой Конторы. В итоге Лаврентий оказался первым Генеральным, умершим своей смертью (от сердечного удара при оргазме в веселом доме при Стародевичьем монастыре), и был, можно сказать, всенародно оплакан - под спонтанно родившийся слоган "Ворюга нам милей, чем кровопийца".