Rossija (reload game)

Владимир Владимирович, однако, счел тот слоган выпадом против себя лично, и излишне громко скорбящими занялся Ночной Дозор (изначально-то созданный как раз для уестествления возомнившего о себе Благочиния); запытали у себя на Лубянке кучу случайных людишек, ничего толком не дознались, плюнули и записали автором "народ-языкотворец". С той поры укорачивание слишком длинных языков - как-то так, само собою - отошло от благочинников к кромешникам (особисты от всех этих дел брезгливо отстранялись).

Консисторией же нынешней заведовал весьма любопытный персонаж: моложавый старец Пигидий (в миру - Медяшкин). Ересь, которую он нес в широкие народные массы, была сугубо патриотическая и сводилась в основном к тому, что все христианские святые произросли и воссияли поспервоначалу на Руси, но потом были злодейски отторгнуты у нас жидолатинянскими фальсификаторами истории. Под психа он косил столь натурально, что на него регулярно возводили обвинения в тайном иудействе (как, впрочем, на всякого книжного человека).

Реальное положение вещей, однако, проясняла вторая его ипостась. Пигидий - под другим своим псевдонимом, "Сергей Радонежцев" - выступал успешным, в коммерческим плане, литератором: в его исторических романах русские богатыри грозили шведам и рубили неразумных хазар в режиме "кровь-кишки-распидарасило", а русские советники успешно подсказывали на ушко евразийцу Батыю правильную дорогу до погрязших в русофобии и гомосятине европейских столиц:

Черный цвет - цвет пороха, оранжевый - цвет огня.

Покажите мне ворога и держите втроем меня.

Между нами и небом на флаге Андреевский Икс,

Мы форсируем Неман, и Рейн, и Ла Манш, и Стикс.

Всё бы ничего, но только романы те, несмотря на бодренькую фабулу, были сплошь унылым говном. Так что бороться за пресечение провоза в Суверенную Русь продукции зарубежных конкурентов, всех этих, прости Господи, "Декамеронов", Первый консистор имел чрезвычайно веские причины.

"Вообще-то, ежели объективно, - рассуждал про себя Годунов, - цепеневы упыри, при всей их кошмарности, менее вредоносны, чем это пименовское оголодавшее шакальё". Кромешники кошмарили крупный бизнес, но кошмарили, так сказать, с подходом и пониманием. В принципе, любого крупного купца, имеющего дело с заграницей, можно подвести под шпионаж и госизмену, и все это понимали. Однако Цепень, как опытный вурдалак, знал меру. И регулярно поучал слишком прытких соратников: "Нэльзя пит слышком многа кров! Ат этого клиэнт портытса. Нада сматрэть на чэловека. У аднаво можна взять двэ кружки, а у другого и чарки нэ бэри: акалэет. Так жэ и с богатымы. Сматры на чэлавека и думай: сколька можно атсасать за адын раз, чтобы он савсэм нэ разарылса".

А теперь вот пименовские шакалы вознамерились влезть таможенную кормушку цепеневых волчин. И ведь знают, что такие поползновения обычно кончаются острыми приступами малокровия - но, видать, настолько оголодали, что страх потеряли. Ну-ну!.. Своего интереса у Годунова в этой сваре не было, так что статус нейтрального смотрящего как раз и сулил максимальные бонусы.

...Заседание проходило в Соборной палате Теремного дворца, то есть на территории Цепеня. Дворец так и проектировался, под его особые потребности. Строение вышло благообразным, вот только все окна были фальшивые, а проходы такие, чтобы ни один случайный лучик света не попал внутрь. Смрада и духоты, однако ж, в палатах не ощущалось - итальянские мастера хитроумно провели в стенах трубы, через которые дурной воздух выбрасывался наружу. Для этого применялись специальные колеса с лопастями, именуемые вертилятрами; вертели же их насельники Лубянских подвалов - кто желал выгадать себе еще чуток жизни. Вся система обошлась Владимиру Владимировичу в сумасшедшие деньги, но на своем здоровье старый вурдалак экономить был склонен еще меньше, чем на идеологии.

Когда Годунов с Сильвером вошли в залу, толковище было уже в самом разгаре. За длинным столом друг против друга сидели люди в рясах и люди в черных плащах. Первых было существенно больше: попы пытались таким способом компенсировать слабость позиции.

Судя по тому, как они смотрелись, было понятно, что все карты уже выложены на стол, все значимые аргументы приведены, и спор вступил в стадию толчения воды в ступе.

Как и предполагалось, ни Пимен, ни Цепень собрание своим присутствием не почтили. То есть - решение предстояло единолично утвердить Годунову.