Росток

Ничего! Вытерпит! Работу она со временем и получше найдет. Может, поступит в тот же Институт матери и ребенка. Кусок хлеба не будет выпрашивать. И с жильем уладится. Скорей бы... Жить в неопределенности, в постоянном напряжении...

Кто-то позвонил. На пороге стоял мужчина в дубленке. Из-за его спины выглядывало симпатичное лицо невысокой молоденькой женщины.

— Меняетесь? — гостья с любопытством взглянула на Аиду.

— Да, конечно. Нам нужно две однокомнатных квартиры. Что у вас?

— Однокомнатная квартира и еще комната-закуток на восемь метров в общей квартире. Пойдете?

Аида оцепенела.

— Да вы что! Смеетесь? Я каждую паркетину выскребаю ножом, каждый квадратик линолеума мою с содой и мылом. У нас не квартира — куколка. А вы нам — закуток?

Женщина спряталась за широкую спину мужа:

— Что ж вы накинулись? Не хотите, так и скажите. Или цену набиваете?

— Катитесь вы в свой закуток! Не хочу меняться! — выкрикнула гневно Аида.

Григорий, выслушав жену, сказал:

— Ты не торопись... — Вытащил из-под кровати старый кожаный чемодан, начал складывать в него одежду. — И я не буду торопиться. Кто знает, как росла между нами эта отчужденность... Поживем отдельно. Обдумаем что к чему. Согласна? — На немой вопрос Аиды ответил: — Еду не к ней. В Киев. Поработаю там месяца два-три, наберусь ума... Так что прощай и не провожай меня.

— Она проводит?

— Нет, и она не проводит.

Давясь слезами, Аида подошла к Григорию, положила руку на его плечо.

— Ну что ж, поезжай. Лучшего и не придумаешь... Зла тебе не желаю.

11

Из-под острых зубьев пилы сыпались под верстак мелкие, почти невесомые опилки. Поднеся рейку к глазам, Душин удовлетворенно прищурился. «Отлично сделано! Незаурядным умельцем вырос ты, Леонид Никонович! — похвалил он себя. — Всю квартиру переделал по-своему. Не стыдно пригласить в гости и зарубежных коллег. Вполне модерново!..»

— Леня! Тебя добиваются! — донесся с крыльца певучий голос жены. Она никогда не скажет «звонят», «спрашивают», а только «добиваются».

Душин прошел через переднюю, отделанную под дуб, открыл дверь в кабинет, который, казалось, в ответ на его появление заблестел, засветился прожилками березовых паркетин. Взял телефонную трубку:

— Душин слушает...

С кафедры, которую он возглавлял в институте, доцент, его заместитель, напомнил: завтра собираются участники семинара... Со всех областей республики... Леонид Никонович не забыл? Ну и хорошо, что память не ослабла. Доцент осторожно сослался на решение президиума Академии наук относительно этого семинара. Пусть Леонид Никонович не думает, что... Да-да! Региональные научные центры оснащаются новейшей вычислительной техникой. Товарищей, что прибудут на семинар, следует не только научить пользоваться ею, им необходимо дать какой-то объем обобщенных методов, приемов, навыков... Да-да! Дать возможность шире и глубже взглянуть на мир физического и математического описания природы, ее явлений, развития науки...

— Хорошо, хорошо... — ответил Душин. — Я никогда ничего не забываю... Материалы для семинара собраны... Но не мешает просмотреть еще раз.

Положив трубку, он взял папку, раскрыл, полистал записи. «Напомнить им об этом? Ввести в начала нашей вычислительной техники? С чего началось? Для меня — с того, что я стал студентом радиофакультета. И попал...»

Узкий сырой коридор, в который выходили двери бывших келий монастыря, едва освещенных подслеповатыми лампочками, показался Леониду Душину подземельем средневековой крепости, а каморки — камерами для узников, брошенных сюда неким владыкой. Хотя вода и не капала с потолка, он представил себе, как в темя узников то и дело впиваются неумолимые капли, разрушая тело и уничтожая дух, распыляя то изначальное, что двуногих делает людьми, — беспокойную, мятежную мысль. Да и зачем уноситься в средние века, в княжеские крепости, когда и вот этот монастырь заковал в цепи не только духовной неволи стольких безымянных, безвестных мыслителей... В том-то и видится великая сила справедливости, что именно здесь разум и человеческие деяния положили начало одной из новейших отраслей науки. Она покрылась густой зеленой завязью, быстро тянется вверх и вглубь, открывая для людей невидимые, а порой и неожиданные горизонты.

«Мой первый колышек...» — Душин закрыл папку, смежил веки.

Когда он вошел в комнату бывшей монастырской гостиницы, то очень волновался, сел на стул, стоявший у стены, и облокотился на грубо сколоченный стол с подпалинами, прорезями, почерневшими и покрытыми пылью... Впервые взял в руки паяльник.

В течение первого семестра наставник Сергей Алексеевич Лебедев научил его разбираться в схемах, сопротивлениях, емкостях, переключателях...

Рабочий день начинался с того, что студенты выбегали во двор, хватали старинный бердыш и кололи им дрова. Убирали комнатки, приводили в порядок оборудование. А его прибывало все больше и больше. Чувствовалось, что отстроенные после войны заводы наливаются силой.