Сильные руки и чувствительные пальцы врачевателя (и карточного шулера) будоражили головку 18-летней девицы, вызывая самые пламенные грезы и романтические иллюзии. Да и много ли надо юной гризетке, чтобы заставить поверить хотя бы в мимолетное счастье: букетик фиалок, бонбоньерка от шоколадной фирмы «Моцарт», торт «Захер» и пылкие признания сквозь сигаретный дым. Для самого доктора-ловеласа дело это было привычное, не первая и не последняя дурочка с венского переулочка.
Далее все как обычно: бурный скоротечный роман, деньги для любовника-игрока, измены, приступы ревности и ярости, «тихий лепет оправданья», крушение сценической карьеры.
В пылу любовных страстей Брунна доконал совершенно несвоевременный профессиональный скандал: одна из его местных пациенток умерла от открывшегося после запоздалого врачебного вмешательства кровотечения. Делом заинтересовалась венская полиция, и неудачливый акушер угодил за решетку на 5 лет, оставив Эмму с разбитым сердцем и без гроша в ридикюле. Хозяйка же кафешантана от греха подальше выставила ее на улицу как ненужного свидетеля.
Заштампованная литературная судьба должна была бы привести экс-актрису в стройные ряды дам полусвета, а то и в сонм суицидальных мучениц. Однако не такова была тиролька Эмма Биккер, чтобы пасовать перед старой как мир проблемой. Юные грезы улетучились как сигаретный дым, остался только холодный прагматизм. Страстное чувство сублимировалось в такое же страстное желание ухватиться за жизнь зубами.
На какое-то время Эмма исчезла из поля зрения своих венских знакомых. Но вскоре объявилась. Уже не в фальшивых панье из китового уса и с захватывающим дух декольте, а в модном и целомудренном турнюре, с томным взглядом и плавными манерами.
Ее кафешантанные товарки пытались выяснить у Эммы, не привалило ли ей счастье в виде богатого любовника и содержателя дамских причуд. Но та лишь скучающе зевала и с улыбкой отмахивалась от назойливых завистниц. Зато, когда подруги тянули ее в шляпочные салоны на Рингштрассе, Эмма с куда большим интересом посещала аптеки и лавки индийских негоциантов. Да и коробки, в которые были запакованы ее покупки, источали ароматы не парфюма, а чемерицы, бузины да клещевины. А из цветов она предпочитала уже не фиалки, а ландыши, лютики, азалии, олеандры и нарциссы.
Кто и как познакомил тирольку с ремеслом древней римлянки Локусты, отравительницы Цезарей, осталось неизвестным. Сама она никогда об этом не распространялась, своего наставника не называла. Вероятнее всего, в нужный момент она просто попала в руки человека, разбирающегося в зельях и ядах. Сам император Рудольф II еще в XVI веке наводнил Австрию алхимиками и оккультистами, лично занимаясь поисками философского камня. Особенно много трудилось их в Вене и Праге. Не исключено, что Биккер обрела учителя из числа хороших фармацевтов.
О своей личной жизни Эмма предпочитала не распространяться, резко обрывая любые попытки выяснить подробности. Но товарки и не настаивали. Просто тихо вздыхали, ощупывая очами нежную мягкость новых перчаток Эммы. Повезло, дескать, тирольской деревенщине. Небось, подхватила женатого пузана из местного сейма, а то и из рейхсрата. Мало ли их в лоскутной империи Франца Иосифа.
Но и сама Эмма держалась с подругами как-то напряженно. Юлила, недоговаривала и тяготилась их обществом. Как-то раз она сообщила, что отбывает надолго в Пешт по неотложным делам. Хотя позже они видели ее в Вене, разъезжающей в коляске, но она не подавала виду, что они знакомы.
И, конечно, совсем никакой связи не увидели девицы между отъездом Биккер и тем, что по столице прокатилась волна загадочных то ли убийств, то ли несчастных случаев, жертвами которых становились люди различных сословий, полов и возрастов. В одиночку, а то и целыми семьями. Зато объединяло их одно: всех спроваживали на тот свет не посредством привычных ножа-удавки-револьвера, а с помощью неизвестного отравляющего вещества. Причем, как утверждали газетчики, в полиции так и не удалось определить состав этого зелья. Как и не всегда было очевидно, убийство это или самоубийство. А порой полицейские врачи даже сомневались, не естественной ли смертью отошел покойный — уж слишком обыденными выглядели обстоятельства происшествия. Поскольку явных следов ни трупных, ни растительных алкалоидов не находили, предпочитали списывать смерть на остановку сердца.
Со временем география отравлений охватила всю империю (Вена, Пешт, Инсбрук, Краков, Прага, Лемберг), а затем расширилась и по всему Старому Свету (Страсбург, Мюнхен, Кенигсберг, Бреслау, Антверпен). Неожиданная смерть настигала порядочных (и не очень) жен, респектабельных мужей, отцов семейств, владельцев приличных состояний. Бывали случаи гибели целых семейств после обычного мирного ужина при свечах. Люди падали замертво в церквях, ресторанах, в поездах, в собственном доме.
Вывести какую-то закономерность было невозможно — старуха с косой настигала людей либо сразу, либо после мучительных недель кровавого поноса, судорог и желудочных колик.