Ростов-папа. История преступности Юга России

Впрочем, не стоит так уж романтизировать квазипатриотические поползновения ростовской босоты. Безусловно, изрядная часть воровского мира поддалась на революционные лозунги и пропагандистские вбросы. Однако оставалась еще приличная часть хевры, которая не повелась на посулы Керенского и Ко, к тому же митинговский настрой нового мира быстро надоел не только «расстригам», но и простым обывателям. У многих из-за отсутствия навыков небандитской жизни не получилось интегрироваться в неуголовную среду. С детства отиравшиеся по хазам и притонам босяки просто не были приспособлены к тяжкому труду на предприятиях и в мастерских. После фомки и пики брать в руки мотыгу и лопату оказалось им не под силу. Подъемные деньги быстро кончались, а перестроить мозги с малины на машину не очень-то получалось. Оставалось либо примкнуть к какому-нибудь революционному движению, не брезгующему грабить награбленное, — но там косо смотрели на бывших уголовников; либо возвращаться в родную хевру, но и та «расстриг» обратно уже не принимала. Да и новая милиция не верила в искренность раскаяния профессиональных мазуриков, к тому времени создавших прочную легенду Ростову-папе.

25 января 1918 года в газете «Приазовский край» был опубликован «Ультиматум» отчаявшихся «расстриг». В нем говорилось: «Собрание группы бывших уголовных преступников „100“ препроводило на имя гласных городской думы следующее характерное заявление: «Просим принять решающие меры по отношению к действиям судебно-уголовной и наружной милиции, которые издеваются над амнистированными и прошлыми уголовными преступниками всеми мерами: избиениями, пытками и др. каторжными приемами, которые мы никогда не видели при царском режиме.

Агенты судебно-уголовной и наружной милиции при задержке и при препровождении при всяком удобном моменте расстреливают нас, мотивируя свои поступки попыткой бежать».

Подписавшие «Ультиматум» требовали учредить контроль над действиями милиции, в противном случае обещали «прибегнуть к контртеррору по отношению к стоящим на защите и охране населения гласным». Если те будут продолжать игнорировать милицейский беспредел.

Толку от этого было мало, дума никак не отреагировала на глас «вопиющего в подворотне».

В результате озлобившиеся и неприкаянные экс-уголовники и недомещане вынуждены были на фоне разгорающейся Гражданской войны в России формировать шайки нового типа, не скованные никакими моральными обязательствами и с легко доступным оружием. К тому же крайне агрессивные в условиях, когда приходилось бороться за свою жизнь любыми средствами.

Именно на стыке эпох в ростовской хевре произошли самые радикальные структурные изменения. Революция вымыла из уголовной среды наиболее либеральные слои уркаганов, способных в новой политической ситуации пойти на компромиссы, чтобы изменить весь уклад своей жизни. Именно они были носителями относительно гуманистических, нециничных традиций уголовного мира, деливших потенциальные жертвы на богатых и бедных и не позволявших себе опускаться до махрового и ненужного беспредела.

Не пошедшие по «раскольному» пути и оставшиеся верными своему делу урки, понеся столь ощутимые потери в личном составе, обозлились, радикализировались и постепенно начали отказываться от своей привычной перспективы — уйти на заслуженный отдых, прикупить домик и спокойно доживать свой век в роли содержателя доходного дома или, на худой конец, притона. Эти верные приверженцы криминала переходили в статус профессиональных преступников пожизненно. Не уходили из дела никогда.

На этом фоне выделялась особая категория так называемых «новых жиганов» — прослойка отмороженных уркачей, пришедшая в профессию из окопов Первой мировой, погромов, межнациональной резни, политических экстремистов, потерявших все беженцев и пр. Как раз этот неожиданный наплыв людей резко изменил баланс в преступном мире Ростова. До войны и революции здесь преобладали воровские профессии и в лидерах ходили «боги-мазы» этих криминальных ремесел. Нахичеванские же вентерюшники из-за своих душегубских склонностей не были в чести у большей части местной хевры. Но теперь все менялось. Число тяжких преступлений с применением огнестрельного оружия и элементами садизма значительно выросло. А в 1920-х годах вообще редкий день в Ростове проходил без убийств и насилия. Смена общественно-экономической формации в России привела и к радикальной смене настроений в уголовной среде. Где «мокрые» бандиты одержали победу.

Меж трех огней

Консервативно настроенные преступные круги Ростова в период между двумя революциями и в ходе Гражданской войны обрели новые черты. В их состав влились мощные кадры — дезертиры Великой войны и разочаровавшиеся в прежних идеалах офицеры.