Наверное, Гераничев тоже не совсем контролировал свои слова после недосыпа, или правда вырвалась из его уст сама:
– Тут, товарищ подполковник, каждый день негры стреляют, у них больше попаданий будет.
– Ты чего сказал? Чего ты сказал? А ну пошел вон отсюда!! Бегом!!!
Гераничев, наклонив голову и махнув рукой к ушанке, отошел в мою сторону.
– Ну, что, товарищ лейтенант, подполковник подтвердил наш ночной спор?
– Что?! Молчать!! Рот свой закрой!! И не открывай!! Ты меня достал за сегодня! По самое нехочу достал. Пошел вон отсюда!!
– Он на Вас, Вы на меня. Теперь мне осталось налаять на солдата.
Абдусаматов, ты готов пойти "вон отсюда"?
Ни слова не говоря, понимая, что может оказаться крайним
Абдусаматов повернулся и пошел в направлении своей точки.
– Ты куда, Абдусаматов? – крикнул Гераничев уходящему солдату.
– Оружие собирать. Скоро ужин. Война войной, а ужин по распорядку.
Стрельбы
То ли запас продуктов в части подошел к концу, то ли это была самый дешевый продукт вооруженных сил СССР, но на ужин уже в который раз нам дали пшенную кашу. Абдусаматов поковырял рыбу выгнутой вилкой, приподнял, понюхал и бросил посуду обратно на стол:
– Утром пшено, днем пшено, вечером пшено. Узбек, что – птичка что ли?
Это выглядело так смешно из уст низкорослого, щуплого азиата, что я расхохотался в полный голос. От смеха из глаз потекли слезы. Я хохотал, ловя сквозь туман слез удивленные взгляды сослуживцев.
– Тут все в порядке? – Гераничев стоял напротив меня.
– Даже лучше, чем можно себе придумать, товарищ лейтенант.
– Пшено уже достало, – Хаким был готов запустить эту тарелку в голову ни в чем не повинному повару.
– Абдусаматов, тебя не устраивает сбалансированное, полное витаминов, жиров и углеводов, утвержденное министерством обороны армейской питание?
– Устраивает, еще как устраивает. Вот только у меня деньги на
"чепок" кончились.
– На гражданке отъешься.
– Да, товарищ лейтенант, дембель неизбежен как крах империализма.
– Товарищ, – подмигнул я солдату, – верь! Взойдет она – звезда пленительного счастья. Когда из списков нашей части исчезнут наши имена.
Абдусаматов хмыкнул и бросил свою тарелку поверх остальных таких же грязных тарелок с кусками пшенки.
– Поели? Рота, встать, выходи строиться. Ханин, Вы завтра едите со мной на обеспечение по обучению стрельбы из АГС. Знаешь, что это такое?
– Знаю. Тяжелая такая дура.
– Правильно, восемнадцать килограмм только тело, плюс двенадцать
– станок. Тебе в самый раз будет.
– А какое отношение я имею к АГС? Вы Прохорова с собой возьмите, а лучше Борова, ему не привыкать.
– Кого взять, я без тебя решу, Прохоров и так поедет. Пять человек как минимум надо.
– Пять человек и офицер?
– Вы опять?
– Молчу, товарищ лейтенант, молчу, – поймал я взгляд офицера.
– Выходи строиться.
Утром мы выехали на специально подготовленную площадку для стрельбы из автоматического станкового гранатомета, именуемого АГС
17 в армейском лексиконе. Не на шутку здоровенная бандурина тащилась двумя бойцами, третий нес на себе станок, на который устанавливался сам гранатомет, а мы с Гераничевым, разгружая машину, вытаскивали круглые патронные коробки и ящики с боеприпасами для стрельбы.
– Пристрелять бы надо, – сказал я, когда мы установили гранатомет на станок. – Проверить, так сказать, что работает.
– Ручку видишь? – показал мне лейтенант на тросик.
– Ага.
– Взводи.
Я уперся в треногу ногой и резко рванул на себя ручку. Лента дернулась, и первая граната попала внутрь этого мощного, тяжелого зверя. Присев за машиной смерти, я положил обе руки на боковые ручки, прижав большие пальцы к гашетке на задней части гранатомета.
– Как у пулемета "Максим".
– А ты из "Максима" стрелял?
– Только в детских играх. Но сейчас попробуем.
Я коротко нажал на спусковую клавишу, гранатомет резко вздрогнул и выплюнул несколько учебных гранат со специальным составом из ствола.
– А где они? – поднялся я с колен, всматриваясь в даль.
– Вон, – Гераничев указал пальцем, и я увидел вдалеке оранжевый дымок ракет.
– Круто.
– Сделай поправку: вправо двадцать. И ждем.
Ждать пришлось не долго. Дюжина уже знакомых мне советских офицеров во главе с полковником Черных вываливалась из автобуса.
Черных был начальником курса огневой подготовки и неоднократно демонстрировал нам умение пользоваться разными видами оружия. Первый раз я поразился, когда Черных решил сам проверить пристреленный мной и взводным автомат Калашникова. "Чем бы дите не тешилось. Калаш – не
СВД. Поглядим", – подумал я, зная, что военнослужащий отличается от ребенка только длиной полового члена. Черных легко поднял автомат в руку, прижал приклад к плечу и, вроде бы никуда не целясь, нажал на спусковой крючок. "Пию", – раздался звук одиночного выстрела.
"Дзынь", – тут же был ему ответ. Полковник попал в стоящий метрах в ста метровый раскрашенный в белый и красный цвет ограничительный столбик.
– Молодцы, ребята. Хорошо калаш пристреляли. По-снайперски, – похвалил нас, застывших с открытыми ртами.