Рота Шарпа

Хэйксвилл свернул направо, вслед за женщиной, пытавшейся побыстрее покинуть маленькую площадь. Естественно, она двигалась к собору. Сержант перешел на шаг, усмехаясь про себя, и вдруг услышал крики, совсем близко. Сперва он решил, что чертов Шарп первым добрался до дома.

- Тереза! Тереза!

Нет! Это не голос Шарпа! Офицер, конечно, судя по тону, но не Шарп. Хэйксвилл прижался к стене, наблюдая за темной тенью, стучавшей в дверь.

- Тереза! Это я! Роберт Ноулз!

Наверху открылось окошко, мелькнул огонек свечи, и Хэйксвилл увидел женщину, стройную и длинноволосую. Он чувствовал нарастающее волнение: это она! Женщина спросила:

- Кто здесь?

- Роберт! Роберт Ноулз!

- Роберт?

- Да! Откройте!

- А где Ричард?

- Я не знаю. Я шел с другой стороны, - Ноулз отступил на пару шагов, глядя на узкий балкон. Где-то недалеко послышались крики, мушкетные выстрелы, на склоне холма появились первые огни горящих домов.

- Подождите! Я открою! – Тереза захлопнула окно и заперла его на задвижку.

Хэйксвилл, притаившись в тени соседнего дома, ухмыльнулся. Он мог бы легко добраться до двери, когда она отопрет ее. Но у офицера есть сабля, да и эта сучка, помнится, любит таскать с собой оружие. Он поглядел на балкон: тот был не слишком высоко, а окно внизу забрано фигурной решеткой. Надо только немного подождать.

Дверь отворилась, скрипя петлями, и на короткий миг, понадобившийся Ноулзу, чтобы войти, четко обрисовала силуэт девушки. Потом дверь захлопнулась. Хэйксвилл подбежал к зарешеченному окну, буквально приглашавшему забраться наверх, неожиданно быстро и тихо для такой туши вскарабкался до края балкона и повис на мощных руках. На секунду он остановился, лицо его дернулось, но спазм прошел, и Хэйксвилл, подтянувшись, закинул наверх ногу, а потом перевалился сам. Ставни были деревянными; через щель, оставленную, чтобы в дом поступал свежий ночной воздух, виднелась пустая комната. Хэйксвилл дернул ставни, они были закрыты на засов, но он дернул сильнее, дерево треснуло, выгнулось и рассыпалось в щепки. Он застыл, но шум, доносившийся из города, заглушил все звуки. Тогда Хэйксвилл потихоньку вошел в комнату. Прошелестел байонет, покидая ножны.

Раздался плач, Хэйксвилл повернулся. В деревянной колыбельке лежал младенец. Ублюдок Шарпа. Сержант усмехнулся, подошел поближе и заглянул в кроватку. Ребенок плакал во сне. Хэйксвилл снял кивер, поднес его к ребенку, потом заговорил: «Видишь? Вот какой. Совсем как я когда-то, да? Правда, мамочка? Как я. Спи, мой детка, спи-поспи. Помнишь, мамочка, ты так говорила своему Обадии?»

Скрипнула ступенька, другая, Хэйксвилл услышал голоса девушки и офицера. Он уронил кивер прямо на ребенка, вытащил из-за пазухи пистолет и замер, прислушиваясь, с байонетом в левой руке и пистолетом в правой. Ребенок снова заплакал во сне, Тереза открыла дверь и начала ласково бормотать что-то по-испански.

Вдруг она резко остановилась.

- Привет, мисси! Привет! Помнишь меня? – Хэйксвилл расхохотался. Лицо его, еще более желтое в неверном свете свечи, дернулось, рот оскалился в ухмылке, обнажив почерневшие зубы и гнилые десны, грубый шрам на шее налился кровью.

Тереза посмотрела на ребенка, на байонет, занесенный прямо над кроваткой Антонии, и ахнула. Ноулз оттолкнул ее, вытащил саблю, но грохнул, разбудив ребенка, выстрел, пуля отбросила Ноулза назад, и последнее, что он слышал в жизни, был смешок Хэйксвилла.

Хэйксвилл, продолжая держать байонет над ребенком, сунул еще дымящийся пистолет обратно за пазуху. Его голубые глаза повернулись к Терезе, но та смотрела только на байонет.

- Он нам не нужен, мисси, правда? Для того, что здесь будет, нужны только двое, - он снова усмехнулся, но глаза были холодны, а байонет не дрогнул. – Закрой-ка дверь, мисси.

Тереза выругалась, и он рассмеялся. Сейчас, когда темные волосы так изящно обрамляли ее лицо, она была даже красивее, чем он помнил. Хэйксвилл правой рукой подхватил девочку, та заплакала, пеленки ее развернулись. Тереза метнулась было к ней, но байонет предостерегающе сверкнул, и она остановилась. Левая рука Хэйксвилла поднесла заточенное острие к нежному, мягкому горлышку.

- Я сказал, закрой дверь, - голос его был тихим и низким, он видел страх на ее лице. Желание росло в нем, становилось все сильнее и сильнее.

Она закрыла дверь, отпихнув мертвую ногу Ноулза. Хэйксвилл кивнул.

- Теперь запри на засов.

Кивер все еще лежал в детской кроватке. Хэйксвилл сожалел об этом, потому чтобы мамочка, его мамочка, увенчанная жемчужной диадемой, все увидела, но ничего не поделаешь. Он медленно двинулся к Терезе, та отступила к кровати, где была спрятана винтовка. Он ухмыльнулся, дернулся, в голосе сквозил триумф:

- Ну что, мисси, только ты да я. Только ты да Обадия.

Глава 29

- Куда?

- Одному Богу известно! – Шарп лихорадочно искал главную улицу: за центральной брешью их открывался целый ворох. Он решил выбрать наугад и побежал в первую попавшуюся: – Сюда.