Рота стрелка Шарпа

Француз был до смешного юн, почти мальчишка, но смелый. Он опять наступал, вертя шпагой. На этот раз Шарп прыгнул вперед, зарычал. Француз отскочил.

Шарп опустил палаш.

– Сдавайтесь!

Ответом был новый выпад, едва не задевший Шарпу грудь. Стрелок отклонился назад, отбил. Ярость помаленьку возвращалась. Шарп выругался, кивком указал французу на путь с укреплений, но глупец, задетый смехом ирландца за живое, снова атаковал, и снова британцу пришлось парировать и потеснить его.

Конец фарсу положил Харпер. Он зашел французу за спину и, когда тот глядел на Шарпа, готовясь к новому выпаду, кашлянул.

– Сэр? Мусью?

Офицер обернулся. Плечистый ирландец улыбнулся и, безоружный, очень медленно двинулся к нему.

– Мусью?

Офицер кивнул Харперу, нахмурился и что-то сказал по-французски. Могучий сержант тоже серьезно кивнул:

– Совершенно верно, сэр, совершенно верно.

Огромный кулак вынырнул откуда-то снизу и угодил французу прямиком в челюсть. Тот рухнул, коннахтцы разразились шутливыми криками «ура!», а Харпер уложил бесчувственное тело у края стены.

– Бедный дурачок! – Сержант, невероятно довольный собой, улыбнулся Шарпу и посмотрел в брешь.

Там продолжался бой, но Харпер знал, что его роль в штурме закончена. Он ткнул большим пальцем в сторону рейнджеров, глядя на Шарпа:

– Коннахтские ребята, сэр. Славные вояки.

– Верно. – Шарп улыбнулся. – Где это – Коннахт? В Уэльсе?

Харпер шутливо прошелся насчет английского невежества, но по-гэльски, и капитану пришлось выслушать добродушный смех коннахтцев. Они пребывали в отличном настроении, все, как и сержант из Донегола, радовались, что славно порубились, – будет о чем порассказать долгими зимними вечерами в невообразимом будущем.

Харпер встал на колени рядом с оглушенным французом и стал шарить в его карманах.

Шарп повернулся к бреши. На ее противоположной стороне солдаты 45-го обезвреживали вторую пушку. Они нашли брошенные неподалеку доски, перекинули через траншею, и Шарп восторженно наблюдал, как ноттингемширцы со штыками наперевес бегут по шатким мосткам к орудийной прислуге.

Яростный рев перешел в победный, черная змея поползла из рва в незащищенную брешь, мимо молчащих пушек, на городские улицы. Из дверей и окон постреливали, но редко; лавина британцев катилась с осыпи ко второй бреши, в средневековой стене. Все было кончено.

Или почти все. В старые потерны под средневековой стеной тоже были заложены бочонки с порохом. Теперь французы подожгли запал и побежали прочь. Порох взорвался. Из темноты выплеснулось пламя, полетели древние камни, заклубились дым и пыль, и сразу запахло паленым мясом – передовые ряды победителей полегли ни за грош. Секунду – ровно столько, сколько надо, чтобы перевести дыхание, – стояла потрясающая тишина; затем раздались вопли, уже не торжествующие, а бешеные, и жаждущие мести войска устремились на оставленные без защиты улицы.

Харпер смотрел, как вопящая толпа вливается в город.

– Как вы думаете, нас приглашают?

– Почему бы нет?

Сержант ухмыльнулся:

– Видит бог, мы этого заслужили.

Помахивая золотыми часами на цепочке, он двинулся к пандусу, который вел вниз, к домам. Шарп зашагал следом и вдруг остановился как вкопанный.

Внизу, там, где прогремел второй взрыв, тлел кусок бревна, и он освещал изуродованное, залитое кровью тело в алом мундире с желтыми кантами и золотым позументом. Ноги закрывал кавалерийский плащ с меховой опушкой.

– О господи!

Харпер услышал возглас и посмотрел в ту же сторону. Оба побежали с пандуса, скользя на льду и утоптанном снегу, к Лоуфорду.

Сьюдад-Родриго был взят. Но не такой же ценой, думал Шарп. Ради всего святого, не такой же ценой!

Глава четвертая

Из города доносились крики и выстрелы, солдаты вламывались в дома, и все перекрывал торжествующий рев. После победы – награда.

Харпер первый добежал до тела, отбросил плащ, склонился над окровавленной грудью.

– Он жив, сэр.

Это показалось Шарпу пародией на жизнь. Взрывом почти начисто оторвало левую руку, разворотило ребра – они торчали из клочьев мяса и кожи. По некогда безупречному мундиру бежала кровь. В гневе и горе Харпер стиснул зубы и принялся рвать плащ на полосы.

Шарп взглянул на брешь, через которую вбегали всё новые солдаты и устремлялись к домам.

– Музыканты!

Во время штурма играли оркестры. Шарп запоздало и совершенно некстати сообразил, что это за мелодия – «Крушение Парижа». Но теперь, когда музыкантам предстояла другая работа – выносить раненых, – не было видно ни одного.

– Музыканты!

Чудесным образом рядом возник Прайс, бледный, нетвердо держащийся на ногах, и с ним несколько солдат.

– Сэр?

– Носилки. Живо!

Прайс козырнул. Он позабыл, что в руке у него обнаженная сабля, и чуть не снес голову рядовому Питерсу.

– Есть, сэр.

Маленький отряд побежал назад.

Лоуфорд был без сознания. Харпер перевязывал ему грудь, мощные пальцы на удивление нежно касались развороченного мяса. Сержант взглянул на Шарпа:

– Отрежьте ему руку, сэр.

– Что?