Ротмистр Гордеев 2 (СИ)

Скоропадский готов преследовать. Но я против — неизвестно, не ждут ли нас на пути преследования ловушки. Убитых у нас не очень много — около двух десятков человек, из них пятеро моих бойцов, остальные — забайкальцы Скоропадского. Зато много раненых в том числе, тяжёлых.

С таким войском не навоюешь.

Скоропадский соглашается. Стаскиваем к дороге убитых и раненых. Оказываем первую помощь.

Подхожу к поверженному противнику, с интересом разглядываю маскировочные накидки на убитых японцах. Н-да, не наши самоделки. Тут явная продукция армейских швален.

И тут меня ждёт неприятный сюрприз: под накидками не полевая форма японской пехоты, а гражданка, причём такая, какую обычно носят хунхузы.

Дела…

— Китайцы? — есаул удивлён.

Я тоже сначала так думал, но потом присмотрелся.

— Японцы. Просто переоделись, — указываю Скоропадскому на аккуратные армейские стрижки всех убитых врагов. — Да и маскировочная находка не самопальная. Единообразие и ровные швы — всё, как в армии любят.

— Неожиданно. Судя, по вашим рассказам, противник воспользовался вашими приёмами.

— Не очень умело, но японцы не дураки, быстро учатся всему новому.

— Жаль, пленных не взяли. Зря вы, Николай Михалыч, уговорили меня отказаться от преследования, — вздыхает будущий гетьман.

— Возможно, Пал Петрович. Но я не хотел рисковать. У нас много раненых, да и боеприпасов у нас кот наплакал.

Грузим раненых и убитых по телегам. Движемся дальше.

Скоропадский выставляет дозорные группы, не только впереди и сзади по дороге, но и отправляет нескольких казаков в лес по обе стороны дороги.

К счастью, больше никаких засад. Интересно, это была засада на любое русское подразделение, которое пойдёт по этой дороге, или на нас конкретно? Если второе, значит, у японцев везде есть свои глаза и уши.

Подъезжаю к телеге, на которой вместе с другими ранеными трясётся Коломнин. Вкладываю ему наган в кобуру.

Ротмистр открывает глаза.

— Виноват, господин ротмистр, мой собственный револьвер где-то у вас, а мне не хотелось безоружным встречать врага. Пришлось позаимствовать ваш. Надеюсь, вы не в обиде?

Коломнин не сводит с меня пристального взгляда. Слабо улыбается.

— Николай Михалыч, благодарю, я так понимаю, что именно вам я обязан жизнью?

— Пустое, Николай Петрович. Любой на моём месте поступил бы так же. Вам надо отдыхать, вы потеряли много крови.

Коломнин следует моему совету и прикрывает глаза.

А лицо бледное, много крови потерял ротмистр. Можем и не довезти…

Прибываем, наконец, в расположение нашего полка. Как домой попал, ей богу. Всюду знакомые лица от рядовых бойцов до офицеров.

Передаю команду Бубнову.

— Раненых — в лазарет. Сами — в расположение. Переодеться в повседневное, почистить оружие. Позаботьтесь об обеде для всего личного состава и наших гостей-читинцев.

Старший унтер чешет голову.

— Оно, конечно, вашбродь, разместим и накормим, как самих себя. Только, что у нас там в расположении с провиантом?

— Возьми из моих денег, пошли Кузьму с парой человек на местный базарчик. Скоробуту скажешь — я приказал.

Бубнов козыряет и тут же принимается отдавать команды. А мы со Скоропадским отправляемся на ковёр к начальству.

Глава 8

По пути подхватываем непосредственного командира — комэска Шамхалова. Вид у того мрачнее тучи.

— Ох и натворили ж вы дел с Вержбицким, — вздыхает он.

Если честно, не понимаю, чего с этим прыщом так носятся. Тем более — с предателем. Спрашиваю у Шамхалова напрямую.

— Господин ротмистр, в чём дело? Дался же вам этот урод? Из-за его предательства нас накрыли артиллерией. А если бы мы его вовремя не разоблачили — японцы бы загнали нас в ловушку…

Шамхалов мрачнеет ещё сильнее.

— Николай Михалыч, отвечу по-простому: вам ведь хорошо известна поговорка — не трогай дерьмо, пока не воняет? Ходят слухи, причём весьма смахивающие на правду, что Вержбицкому симпатизировал великий князь Владимир Александрович. В общем, нажили вы себе врага.

Развожу руками.

— Уж извините. Там, под японской шимозой, было как-то не до политесов.

— Не надо, Николай Михалыч! Не вставайте в позу и не стройте из себя обиженного — вам это не идёт. В любом случае я буду на вашей стороне. Надеюсь, моё слово что-то да значит.

Я с уважением гляжу на непосредственного командира. Вот что значит — настоящий офицер, будет горой стоять за подчинённого. Не зря его любят солдаты.

Позитив на этом исчерпывается. В доме, отданном под штаб полка, нас встречает раздражённый донельзя Али Кули Мирза. Смотрю на него с удивлением. Прежде мне никогда не доводилось видеть его настолько злым.

Начинаю доклад, но подполковник обрывает меня на первых же словах.

— Господин штабс-ротмистр! Оставьте описание ваших подвигов для журналистов. Лучше потрудитесь объяснить, что у вас произошло с адъютантом комбрига!

Опять двадцать пять! И этот туда же! И самое главное — всем абсолютно плевать на наш рейд по тылам, про то, что мы с минимальными потерями вынесли туеву хучу неприятеля. К тому же по глазам подполковника вижу, что он просто не верит моим словам.