Роузуотер. Восстание

Он отрастил бороду а-ля Кастро и не так опрятно одет, как мог бы быть, однако Жак хитер. В бункере у него есть все возможности и средства для ухода за собой. Если он выглядит неухоженным, – значит, это намеренно. Возможно, он даже хочет ассоциироваться с покойными революционерами. Большинство людей и представить себе не может, на какое коварство способен Жак, потому что… ну, в его присутствии ты расслабляешься. Он красив, это все знают, и у него много полезных знакомств. Немножко слаб в экономике, но, как доказала однажды Америка, это не обязательно мешает стать главой государства.

После выступления он спускается с возвышения, снимает ботинки и носки, поддергивает кафтан и помогает дорожным рабочим засыпать воронки от взрывов. Это им нравится больше, чем любые его слова, и через несколько минут видео уже попадает в интернет.

Кстати да, интернет. Это такая штука, которую мир использовал для связи до появления Нимбуса. Я не могу вам толком ничего о ней рассказать, кроме того, что она была медленной и, если верить некоторым историкам, недалеко ушла от соединенных проволокой жестянок. Так вот, Нигерия отрезала нас от Нимбуса, верно? Но какие-то ребята выяснили, что инфраструктура интернета была не демонтирована, а заброшена. Точнее, заброшена мейнстримом. В отсутствие контроля интернет превратился в обитель террористических группировок, рассадник экстремального порно, педофилии и торговли инопланетянами. И вот в этом болоте Роузуотер оборудовал уголок для своих граждан. Поскольку подкожные телефоны заряжаются от наших собственных тел, они до сих пор способны работать с местной одноранговой облачной сетью, под которую создавались, однако проблемы с сигналом нередки. Местные находят множество решений, чем я горжусь. Дух джугаада[26] по-прежнему жив в Роузуотере.

Жак снимает рубашку, и – клянусь! – я слышу, как ахает толпа. Мышцы у него рельефные, и со своей светлой кожей Жак легко притягивает к себе внимание. В этот момент взрыв обессмертил бы его навек. Он работает, а я потею.

Позже, вернувшись в бункер, он по-быстрому принимает душ. Я знакомлюсь с Ханной. Мы с ней встречались на одном мероприятии, но она этого не помнит, а я не настаиваю. Если эти двое решат завести детей, их отпрыски будут волшебными безупречными полубогами. И тем не менее все это – конструкция, часть плана Жака, механизм. Два идеала сходятся и демонстрируют себя миру. Этот человек предназначен для того, чтобы быть главой государства, и я использую слово «предназначен» не в мистическом смысле – «Итак, да здравствуют Макбет и Банко». Просто он обладает всеми нужными качествами и изучил всех нужных философов. Так и хочется зажечь косяк и разодрать Джека на кусочки.

Не знаю, найду ли я в себе силы сказать Жаку, что большая часть простого народа видит в нем тирана. Я не знаю, как ему об этом сказать. Не знаю даже, как сказать об этом Лоре.

Когда он выходит из душа, я спрашиваю, правда ли то, что он говорил об инвесторах.

– Будет правдой, – говорит он. – Прекрати. Я знаю, о чем ты думаешь.

– И о чем же я думаю?

– «К бедствиям войны можно отнести уменьшение любви к истине». Ты думаешь об этом или о чем-то близком к этому.

Я об этом не думаю.

– Чьи это слова?

– Сэмюэла Джонсона. Но у меня для тебя есть другой афоризм. Истина – это орудие войны. С ней следует обращаться как с ограниченным ресурсом.

– Ты хочешь сказать, что твое вранье своему народу оправдано.

– Как тебе подтвердят многие поколения радиоактивных фукусимских свиней, в конечном счете все это ни хрена не значит.

О чем он? Это что, какая-то продвинутая методика вербальной дезориентации, после которой я должен заткнуться, потому что не понимаю, к чему он отсылает?

– Какова твоя конечная цель, Джек?

Но тут вбегает Лора и уводит нас, потому что небо вот-вот обрушится.