Я быстро убеждаюсь, что москитам нравится запах сырого мяса.
С Ойин Да, кажется, все нормально, и она уже начинает удаляться. А у меня после путешествия кишки выворачивает, меня мутит, и ничего нельзя поделать. Тошнота подступает и откатывает. Голова раскалывается, как будто к ней прилила вся кровь. Я еще не в силах идти, а москиты находят меня быстро. На какое-то время я перестаю улавливать мысли, но потом мои способности обостряются.
Придя в себя, я снова поднимаю взгляд. Тошнота прекращается, а Ойин Да наклоняет голову; как обычно, она хочет, чтобы я проявил характер. Мы рядом с лесом, и уже почти вечер. Свет меркнет. Вокруг костров сидят на корточках кучки людей. Они смотрят на нас, но, кажется, не удивлены и не встревожены тем, что мы появились из ниоткуда. Честно говоря, они выглядят довольными. Я могу сказать, что никогда здесь не был, но это типичный лес – в основном пальмы и густые заросли подлеска. Тут и там видны свободные участки, но они кажутся свежими, расчищенными, а не вытоптанными множеством ног. Некоторые люди молятся.
– Это странно, – говорит Ойин Да.
– Почему? – спрашиваю я.
– Они на самом деле не молятся. Они взывают.
– Это и есть молитва, – говорю я. – Мы там, где должны быть?
– Да, плюс-минус пару десятков ярдов.
– Среди них много больных, – говорю я.
Действительно. Соотношение очевидно больных с предположительно здоровыми примерно пятьдесят на пятьдесят.
Мое
– П… постой, – говорю я слабо, но она меня не слышит. Ее мозг гениален, и она едва осознает мое присутствие. Она видит себя первопроходцем, и ее мозг прокручивает вероятности с непостижимой скоростью.
Она вскрикивает и падает на колени. Я причинил ей боль. Она оборачивается и пристально смотрит на меня в угасающем свете.
– Что ты со мной сделал, Кааро? Ты был у меня в голове?
– Я…
– Я чувствовала весь день, как что-то копошится где-то на краю сознания. Это был ты, – говорит она, медленно поднимаясь. Ее первая реакция – любопытство. Она даже не рассердилась. Ей интересна биология этого феномена. Я – образец.
Нас прерывает яркий лаймово-зеленый свет, прорезающий сумерки, он столбом поднимается впереди, сопровождаемый возгласами собравшихся людей. В высоту не меньше тридцати метров, толстый, как дерево ироко, с округлым навершием, словно гигантская спичка. Он издает гул, что-то вроде электрической вибрации, и я чувствую затылком резонанс, как будто он что-то активирует.
– А это еще что? – говорит Ойин Да, на минуту позабыв о моем вторжении в ее мысли.
Когда первая слепота проходит, я вижу, что таких световых столбов несколько, может, четыре. Группы людей перестают петь и поднимаются в молчании, шагая к свету. Ойин Да движется вместе с ними, и я ощущаю ее нетерпение. Она хочет побежать, но чувство предосторожности сдерживает ее.
– По-твоему, это разумно? – спрашиваю я. Мне совсем не любопытно. Я не исследователь. Когда я вижу то, чего не понимаю, я бегу в обратном направлении, как любой порядочный живой организм. По моему мнению, это просто хорошая стратегия выживания. Я замечаю, что чувствую себя лучше. Голова больше не болит, и ноги не подгибаются.
Я вижу мальчика девяти-десяти лет, который до этого хромал. На моих глазах он выпрямляется и шагает к свету. Ойин Да делает фотографии каким-то карманным устройством. Оно похоже на смартфон, но наверняка доработано. Чем ближе мы подходим к свету, тем более здоровыми выглядят деревья и трава. Собравшиеся люди, похоже, тоже снимают все на телефоны. Никто не кашляет.
– Здесь происходит исцеление, – говорю я.
– Согласна. Давай подойдем ближе к…
– Здравствуйте, – говорит кто-то за нашими спинами.