Каждый русский справлялся с этим в меру своих возможностей. Немцы приспосабливались к нашей речи, освоили некоторые русские слова. Мужчины употребляли, причём обычно к месту, матерные выражения, которые они, конечно, знали и до создания «Висмута». Знали и то, что при женщинах эти выражения употреблять неприлично. Расскажу о «проколе», случившемся с одним немцем, с которым я работала на обогатительной фабрике. Назову его условно Мюллером. Он был старшим в мастерской по ремонту геофизических приборов. В ней работали человек пять немцев, с которыми я была ежедневно тесно связана по работе. Однажды, когда я к ним пришла, у них была маленькая радость: кажется, они починили долго не поддававшийся прибор. И вот сияющий Мюллер говорит мне, как обычно по-немецки, что прибор отремонтирован. И вдруг, так же сияя, добавляет по-русски: «Ху-во!» явно имея в виду, что всё получилось как нельзя лучше. Я прекрасно поняла, что он хотел сказать, и тоже порадовалась победе над прибором. Однако Мюллер очевидно не понимал, что употребил в разговоре со мной нецензурное выражение, притом в неправильном смысле, да ещё и гордился тем, что вставил, как он думал, подходящее русское словцо. Чтобы исключить в будущем такие случаи, я ему наставительно и вежливо сказала, чтобы он в дальнейшем при женщинах это слово не произносил. Мюллер перестал сиять и с обиженным видом замолчал. Я удивилась его обиде, и мы перешли к текущим делам. На следующий день я застала совершенно смущённого Мюллера. Он, видимо, где-то навёл справки по поводу «Ху-во!» и многословно передо мной извинялся. Вообще же я убедилась в правоте своего отца, военного моряка по дореволюционному образованию, который в юные годы бывал в заграничных плаваниях: русские ругательства давно стали международными. Случалось, что при мне незнакомые мне немцы, разговаривая между собой, вставляли тирады из русского мата, которые являлись настолько естественной частью их немецкой речи, что они не реагировали на моё присутствие, считая, что раз я не понимаю по-немецки, то не понимаю и ругательства. Ещё немцы усвоили любимое русское понукающее выражение «Давай-давай!», отлично его понимали и добродушно над ним смеялись и даже в шутку могли сказать его сами в подходящей ситуации. Если сейчас «Давай-давай!» устарело, то поясню: это значит «Пошевеливайся!».
Однажды мне пришлось разговаривать с немцем из другого подразделения «Висмута», занимавшего какую-то руководящую должность. Он абсолютно чисто говорил по-русски. По его словам, он не учился языку специально, а освоил его на практике на Восточном фронте во время войны: довольно редкий случай прекрасных врождённых способностей к языкам.
Висмутовские немцы с сочувственным пониманием относились к советским солдатам. В 19541—1956 годах в ГДР служили молодые советские солдаты срочной службы, знавшие о войне только из рассказов старших, из литературы и кинофильмов. На обогатительной фабрике в Цвиккау приборы радиометрической сортировки руды на ленточных транспортёрах обслуживали солдаты. Остальные работы выполняли немцы. Соответственно они друг друга ежедневно наблюдали. В обязанности солдата входило время от времени проверять настройку приборов с помощью эталонов и реагировать на редкие сбои в движении транспортёра или в поступлении руды. Работа была скучная, но не тяжёлая, перемежалась ничем не занятыми законными перерывами. Достаточно часто солдат или засыпал, устроившись в уголке, или уходил поболтать к товарищу на соседнем транспортёре. Я, ответственная за процесс сортировки, возмущалась и делала солдату внушение. Однажды присутствовавший при этом немец сказал мне: «Что вы хотите, фрау, это же солдат!» И далее высказался в том смысле, что солдат – человек подневольный и незаинтересованный и что такое его поведение естественно. По возрасту этот немец наверняка был участником войны и на собственном опыте изучил солдатскую психологию.