Я помню — когда-то, когда-то,В пятнадцатом, что ли, году,За хмелем увенчанной хатойИздохла собака в саду.И люди, не зная печали,Едва пожелав посмотреть,Спокойно, спокойно ворчали:— Собаке — собачья смерть!И помню, как — раз втихомолку,В забаву, без тени угроз,Я в хлебе шальную иголкуГолодной собаке поднес;И та с благодарностью съела,Но верен был злобный клинок —И долго и горько хрипела,Пока не скончалась у ног.И тут же — как многие дети, —Стараясь под старших уметь —Я так же спокойно заметил:— Собаке — собачья смерть.Потом, когда взял меня город,Я помню в одном уголке —Поймали неловкого вора,С чужим чемоданом в руке.В те дни, — когда стали шататьсяЗаконы богов и царей —В судах не могли разбираться.И чтобы покончить скорей —Взмахнули злосчастного вора,Хватили о камни раз-два,И вот… только кровь у забораДа жуть — где была голова;И судьи от этой печали,Еще продолжая шуметь,Я помню зловеще кричали:— Собаке — собачья смерть!Я в жизни и лучшее вижу,Но тем — что так горько пишу —Я многих при жизни обижу,Быть может, и жизни лишу.За это, у всякого лона,Хотя бы, положим, и тутОбъявят меня вне законаИ жить у себя — не дадут.У вас будут кровля и дети,За вас и законы и знать,Меня же на всем белом светеНе пустят к себе ночевать.Такой-то, ненастной порою,В ничем не отмеченный годНавек я себя успокоюУ вечно-спокойных ворот.И голос мой — все еще раннийЗамрет среди прочих могилС упреком таких обещаний,Каких вам никто не сулил.И всё ж, вспоминая пропажу,Глядя на последний портрет,Я знаю, что многие скажут:— Собаке — собачья смерть…Иван Приблудный.
ДЕРЕВЕНСКОЕ.
Знать, всегда ты издали красиваИ к мечтанью побуждаешь взор.Тонет солнце — розовая сливаВ голубых глазах твоих озер.Этих глаз, задумчивых и кротких,Радужные вспышки на зареТак загадочны и так коротки,Как порывы в песнях косарей.Затоскует, загрустит — и вспыхнет,И рванется песня из души,И последней звонкой ноткой стихнетНад простором в вековой глуши.А за песней в предзакатном зноеКак-то вдруг и оборвется шаг,И певец, задумчив и спокоен,Прополощет крюк свой в камышах.И клубятся пыльные дороги.Застилая алый горизонт,И овсом нагруженные дрогиСедока укачивают в сон.Только в ночь влюбленная гармошкаС гармонистом чуть навеселе,Разнесет дары свои к окошкамИ разбудит девок на селе.И пойдет, пойдет, срывая ноты,Удаль молодецкая чесать,Выше встанут белые ометыИ замолкнут соловьи в лесах.А луна, дивясь мятежной воле,Всколыхнувшей на болотах гать,—Будет долго колебаться в поле:Уходить ей или обождать.Федор Амелин.