Ровесники: сборник содружества писателей революции «Перевал». Сборник № 7

— Умерла бабка-то наша, — сказала она печально, наклонившись на угол телеги и внимательно заглядывая в лицо мужа.

— Я уже слышал. Андрея встретил.

Он принялся распрягать. Арина топталась возле, нарочно утиралась подолом, не зная, как начать разговор о свечке и лампадке. Она ожидала возмущения и сочувствия.

— Не верит в бога, — что ж я ему… — ответил Трофим. — Его старуха. Похороним, как хочет.

Он рывмя стащил застрявший на голове лошади хомут. Освободившись от упряжки, буланый фыркнул и вздрогнул всем телом. В сумерках он казался пегим. В тех местах, где лежала шлея, седелка и хомут, шерсть была плотно примята и блестела мокротой.

— Овец продал? — спросила Арина.

Трофим ухарски махнул рукой:

— Раз в телеге нет — значит, продал!

— Почем же? — подходя ближе, спросила Арина.

— Тринадцать…

— Чего ж отдал, идол! На месте полтора червонца давали.

— По-твоему, катать их взад-вперед? Поехала бы сама, — может, тебе дали бы больше!

— Пьянюга! Нахлюстался уж опять. — Арина брезгливо сплюнула, охнула и отошла в сторону.

— Чего забрюнчала? Ну, чуть выпил.

— Дай сюда деньги…

— Пожалуйста, хозяюшка, получай.

Он расставил ноги и не сразу, сперва нащупывая карман, засунул руку в пиджак; вынул бумажку с объедками колбасы, тупо посмотрел на нее и бросил; достал несколько ломаных и помятых баранок, выложил их в телегу на солому, потом вынул две смятые трехрублевки и подал их Арине.

— А где еще?

— Ариша, не пытай больше… Остальные пошли на дело. Человека нужного встретил… Слышишь? Ну, вот.

— Пролопал, подлец, — сквозь зубы процедила Арина. Она хотела облить его злой руганью, но посмотрела в сторону, увидела по сторонам соседей, любопытно посматривающих на пьяного Трофима, и добавила ядовитым шопотом: — Душу ты мою вымотал.

Чтоб жена не ругалась, Трофим заговорил заискивающе:

— Ну, Ариша, слышишь? Дело зато сделано. Замолчь — и не ворчи.

— Десятый год я тебя слушаю… Забулдыга! Ребята разутые сидят. Пес! Чорт! Ты хоть бы ради сегодняшнего греха-то не лопал! Покойник под передом лежит, а у тебя глаза кровью налились, как у бешеной собаки.

— Ну, коль так, прошу без прений! — Трофим угрожающе поднял кулаки. — Кто хозяин?! Я хозяин! Уходи без всяких прений! Ужинать собирай, вот твое дело.

С огорода прибежал семилетний сынишка.

— Гришка! Гриша, милый, — Трофим поймал мальчика за плечи, — гостинцев тебе привез. На! — он дал ему несколько обломков баранок и, убирая остальные в карман, добавил: — А это Таньке. Где дед-то?

— Гроб делает в сарае, — с трудом выговорил Гришка, засовывая в рот баранки и поправляя свисающий на глаза отцовский картуз.

Арина стояла у сеней, прижав к щеке кулак, и удивленно, в раздумье качала головой:

— И-идол! — и вдруг зло вскрикнула: — Воор!

Трофим оглянулся, не ответил ни слова, пошел за угол избы, на огород. Он шел, не видя ничего под ногами, словно пораженный ударом в голову. И не воротился только потому, — боялся, что Арина будет кричать еще громче, на все село.

Две недели тому назад он пришел из уездной тюрьмы, просидев там месяц за кражу двух колес от полка в совхозе «Труд».

Вукол сколотил гроб и, зная, что скоро ужинать, собрал инструмент, побросал его в ларек и долго в раздумье стоял над свежим узким сосновым ящиком…

— Ну как, дед? Дом для бабки готов? — спросил Трофим, неожиданно появляясь в сарае.

Внимательно посмотрев в искривленное, обросшее лицо Трофима с маленькими, воспаленными глазками, Вукол неохотно ответил:

— Да, отработалась. И все так-то мы…

3

Ужинали в сенцах. Все молчали; не унимался один лишь Трофим, но его не слушали. Вукол сидел, облокотившись на угол стола; кончив хлебать похлебку, он облизал начисто ложку, собрал крошки; Арина смотрела на стекло пятилинейной лампы с разбитым краем: под усиженным мухами стеклом вздрагивал рыжий язычок пламени и вытягивался острым, неровным копьем.

Сенцы были без потолка.

Озаренные слабым пламенем, выделялись белые стропила, и серебрилась затянутая паутиной, сухая листва осинового искладника. По краю потолка неслышной поступью ходила кошка. Когда из-под угла крыши шарахалась похожая на большую черную бабочку летучая мышь, кошка останавливалась, приседала и зелено светящимися глазами жадно следила за неуклюжим ее полетом.

— Дед, обедню будем заказывать по бабке? — боязливо спросила Арина.

— Для меня не надо, для Трофима — не знаю, а от себя — как хочешь, — ответил Вукол, точно слова были приготовлены заранее.

Трофим оживился:

— Обедню? — переспросил он, расширяя глаза и растягивая лицо. — Я без всяких прений против леригии!

Он заговорил с увлечением и решительностью, точно его мнение — это все; но его опять никто не слушал. Гришка дремал, девчонка Танька выпила кружку молока и вскочила в постель на кут.