Ровесницы трудного века: Страницы семейной хроники

Итак, она жила наполовину в лазарете. А через месяц мы узнали печальную новость: у Тани нашли туберкулез. До Рождества она будет лежать в лазарете, а после каникул ее повезут на юг.

Новость произвела на всех удручающее впечатление, хотелось что-то сделать для Тани. Сейдлер предложила собрать всем денег и купить Тане хорошую игрушку, чтобы ей было веселей в лазарете. Это предложение всем понравилось. У нас у каждой было понемногу денег, вернее, не у нас, а у классной дамы. Родители оставляли на всякий случай, мало ли на что могло пригодиться: потерялась лента, вышел зубной порошок, к большим праздникам собирали классной нянечке на подарок. На руках держать деньги строго запрещалось, мы сдавали классухам, и они вели бухгалтерию. Стали думать, что купить, кто предлагал хорошую куклу, кто интересную игру. И наконец остановились на марсианине. Была такая модная игрушка в те годы. Очевидно, в то время была распространена гипотеза о том, что на Марсе есть люди, и благодаря этому во всех игрушечных магазинах Москвы появились куклы-марсиане. Их изображали очень примитивно. Громадная голова, от нее прямо из щек выходят маленькие ручки, а из подбородка такие же ножки. На самой макушке небольшая матросская шапочка с лентами. Так представляли себе жителя Марса. Мы попросили Алису, но она, по своей нерешительности, ничего нам определенного не ответила, сказала, что она должна посоветоваться с начальницей. Тогда на другой же день мы обратились к Антонине Яковлевне, она внимательно выслушала нас и предложила в первый же свободный день сходить к Мюру и купить подарок.

– Да, – вдруг вспомнила я, – ведь надо сказать, что мы вчера обращались к Алисе Николаевне, а то она сунется к Ольге Анатольевне, когда подарок будет уже куплен.

– Длинный язык у тебя, – проворчала Белка.

Но Антонина Яковлевна запротестовала.

– Очень хорошо Лодыженская сделала, что сказала мне, а то мы могли поставить Алису Николаевну в неловкое положение. Только выбирай выражения, что значит «сунется»?

А я подумала: спасибо, не сказала «сунется к г-же». Нянечки и швейцар звали Ольгу Анатольевну «госпожа начальница», а институтки прозвали ее Гжа.

И вот скоро Антонина Яковлевна принесла нам громадного марсианина, он весь был розовый, из какой-то мягкой материи, а на макушке беленькая матросская шапочка с синими лентами. Мы написали Тане письмо, и Сейдлер с Кичеевой понесли подарок в лазарет. Вернулись они расстроенные: дальше передней их не пустили и Таню они не видели. Тогда я решила завтра утром, во время Алисиных занятий, пробраться в лазарет, повидаться с Таней и узнать, понравился ли ей марсианин.

Сразу после утреннего чая я потихоньку вышла из пар и побежала по другой лестнице прямо к лазарету. Около двери остановилась перевести дыхание, вдруг, на мое счастье, смотрю: идут два полотера со щетками, я, согнувшись, проскользнула между ними, прошла пустой холл, в столовой были открыты форточки, быстро пробежала ее и открыла дверь в коридор, ведущий в палаты. Очевидно, палаты убирались, потому что постели больных стояли в коридоре. Вон она, Танина кровать. Таня сидит, и в руках у нее наш марсианин, но рядом с ней стоит доктор Владимир Григорьевич; ну, была не была, он, кажется, не злой и скандала не поднимет.

– Доктор, правда, он замечательный? – говорит Таня, показывая ему марсианина.

– Хорош, хорош, – смеется Владимир Григорьевич.

Я смотрю на Таню, она веселая, розовая, даже не скажешь, что она больна, и личико у нее полненькое. Вдруг оба сразу замечают меня.

– Лелька Лодыженская, – весело кричит Таня, а доктор делает строгое лицо.

– Это что за явление? Марш отсюда, и поскорей, пока Евгения Петровна не пришла.

– Танечка, как ты себя чувствуешь? – спрашиваю я.

– Хорошо, только очень скучно.

Доктор быстро берет меня за руку и тащит к двери.

– Ведь сию же минуту Евгения Петровна придет.

– Мы будем писать тебе письма, – говорю я, удаляясь не по своей воле.

– Передай спасибо всем-всем за марсика! – успела крикнуть Таня, и дверь захлопнулась.

В столовой плясали полотеры. Тем же манером обратно, и наконец я в классном коридоре. Там тишина, я пулей несусь в другой конец. Через стекло двери смотрю, что делается в нашем классе. Белка стоит у своей парты и читает из французской книжки, запинаясь на каждом слове. Алиса поправляет ее. Лицо у Белки надутое, у Алисы несчастное.

– Можно войти? – по-французски смиренно спрашиваю я.

– Где ты была, Лодыженская?

– У меня живот болит, – вру я.

– Ну иди тогда в лазарет.

– Нет, он проходит.

– Тогда садись.

Не успел прозвенеть звонок, девочки окружили меня. Я подробно рассказала свои впечатления о Тане.

– Ей очень скучно, целый день одна. Давайте писать ей почаще.

– Обязательно будем писать.

У Кички появляется идея.

– Знаете что, – говорит она, – давайте сделаем как в сказке «О семи разбойниках и принцессе». Таня будет у нас принцесса, а мы семь братьев-разбойников, мы будем посылать ей в лазарет книги и описывать в письмах свои шалости.

– Вот здорово. <…>