Ровесницы трудного века: Страницы семейной хроники

– А что случилось, какого вора? – спросила я.

Даша рассказала, что в Косьмове вчера поздно вечером к одному мужику залез в клеть вор и хозяин с помощью набежавших соседей так избил его, что он уже сам идти в полицию не может и его везут на телеге.

– Вон лошадь за ветлами показалась, это, наверно, они, я побегу.

– Подумать только, за несколько горстей крупы или муки человека калекой сделать, а то, может, и совсем жизни лишить, – горячо говорила няня.

Во мне все закипело.

– Да как они смеют, няня, их судить за это будут?

– Судить! Кому это нужно, кто это за него заступится. Бедный-то человек и честный никому не нужен, а тут еще вор! Звери люди!

Я вдруг расплакалась. Няня стала меня уговаривать, а у самой были на глазах слезы.

– Смотри, Таше ничего не говори – не надо ее расстраивать, благо спит.

Это событие произвело на меня сильное впечатление. Я долго не могла успокоиться и, хотя няня оберегала меня от разговоров с Яковом и Дашей, все же услышала, что вор еле жив и что у него спина «как то рубленое мясо, из которого няня котлеты жарит». И странное дело, этот факт, вначале заставивший меня расплакаться, как-то ожесточил меня, я стала злее и раздражительнее.

В середине лета из института пришла официальная бумага. В ней говорилось, что в связи со столетием Бородинской битвы, состоявшейся 26 августа 1812 года, наш институт будет участвовать в торжествах. В Москву вновь приедет царская фамилия, и воспитанницы с пятого класса должны прибыть не 31 августа, как обычно, а 23-го. Младшие же классы прибывают в начале сентября, а вновь поступающие еще позднее. Конечно, Таша радовалась, а я огорчалась. Но больше всего меня печалило то, что в мамины и Ташины именины, 26 августа, меня дома не будет. А мы проводили эти именины совершенно особенно, не с гостями и пирогами.

Давно-давно в семье маминого дедушки, Михаила Павловича Савелова, создалась традиция 26 августа ехать в Бородино и служить панихиду о погибшем дедушке Михаила Павловича. Внук погибшего героя выполнял этот долг всю жизнь и перестал ездить в Бородино, когда уже плохо передвигался. Он умер 89 лет.

Когда мама еще девочкой гостила у него летом, он брал ее с собой, а так как дедушка был для мамы самым близким и родным человеком, мама продолжила эту традицию и в день своих и Ташиных именин уезжала с нами в Бородино. Чтобы попасть в церковь на общую панихиду, мы должны были выехать из дома в семь утра.

Как любили мы эти поездки! С вечера мама рано укладывала нас спать. Будили около шести часов. Мы волновались, торопились и успокаивались только тогда, когда коляска, запряженная тройкой, останавливалась у крыльца. Все так торжественно. На лошадях сбруя, украшенная серебряными пуговками и ременной бахромой, на расписной дуге качаются валдайские колокольчики, и принаряженный Яков завершает картину. На нем темно-синяя бархатная безрукавка, красная сатиновая рубаха и на голове круглая темно-синяя шапка с красными перьями. Дорога до Можайска хорошо знакома и неинтересна. Зато за Можайском все новое, хотя мы едем не в первый раз. Так бодрит утренний холодок. Легкий туман лежит на начинающих желтеть деревьях. Ведь 26 августа – это по старому стилю, а по новому это 8 сентября. Частично едем лесом. Вот пугливо убегает по веткам белочка, иногда заяц перебегает дорогу. Яков плюется: «Пути не будет». А лошади бегут ровно, и перед глазами мелькают привычные и любимые картины русской природы.

И такой большой радости меня лишают в этом году. Разве не обидно? Бывало, спохватишься к концу лета: «Боже мой, скоро опять в институт! – и тут же утешишь себя: – Ничего, еще предстоит поездка в Бородино!» <…>

23 августа подкрадывается незаметно.

– До свидания, Ташенька, – кричу я из коляски сестре, стоящей на крыльце, – скоро увидимся в институте.

По Ташиному лицу пробегает тень.

– Зачем ты ей напоминаешь? – шепчет мама.

– Не отдавала бы нас в институт!

– А что делать? – грустно говорит мама. – Были бы деньги, сняла бы квартиру в Москве и отдала бы вас в гимназию, а сама бы занялась уроками языков. Но денег нет, а жизнь на два дома слишком дорога, да и няню не разорвать пополам – ее нужно оставить в Отякове, а без нее в Москве нам тоже будет плохо.

– Без няни нельзя, – говорю я.

– Ты думаешь, мне легко смотреть, с какой тоской вы уезжаете из дома? Но что делать?

100-летие Бородинской битвы

<…>

Через несколько дней нас, одетых в парадную форму, повезли на бал в Дворянское собрание. Оно помещалось в том здании, где сейчас Дом союзов, один из лучших домов тогдашней Москвы. Этот бал давался в честь торжеств 1812 года, на нем должна была присутствовать царская фамилия и вся знать Москвы. Мама на этот бал приглашения не получила, хотя ее и наградили медалью как потомка героя Отечественной войны 1812 года.

Перед тем как ехать на бал, нам в зале прочитали царский указ о награждении потомков героев и упомянули фамилии родителей девочек нашего института; фамилий было немного, всего, наверное, десять или двенадцать. Гжа торжественно поздравила нас.