Ровесницы трудного века: Страницы семейной хроники

Как я, при всей своей прыткости, не заявила об этом во всеуслышание, не знаю, но однажды все-таки поставила маму в очень неловкое положение во время такого обеда. Все шло, как всегда, чинно. Лакей, в белых перчатках, обносил всех котлетами. Я отодвинула свою тарелку и не дала на нее ничего положить.

– Что ты, Леля, – ласково обратилась ко мне тетя Соня, – ты обязательно должна съесть коклетку. – Она выговаривала это слово по-французски.

– Ваши коклетки, – громко заявила я, – только об стену швырять, вот наша няня делает котлеты – это да!

Мама вся побелела:

– Выйди сейчас же из-за стола.

Я встала с победоносным видом, но, взглянув на маму, поняла, что расплата неизбежна, и заревела. Тут же встала и пошла за мной тетя Соня, предварительно спросив разрешения у бабушки. Она привела меня в какую-то небольшую комнату, заставила что-то съесть и тихо и спокойно объяснила неправильность и грубость моего поступка.

Я очень любила тетю Соню. Мне она казалась необыкновенно доброй, да она такой и была на самом деле. В молодости она отличалась красотой, от женихов отбою не было, но тетя Соня всем отказывала. Говорят, что она любила кого-то, кто не мог быть ее мужем. Но главная причина, по-моему, была другая: она обожала свою мать, бабушку Олю, очень жалела ее, ведь сколько горя выпало на ее долю, и Соня решила себя посвятить ей. Позже, когда я читала «Дворянское гнездо» Тургенева, образ Лизы, который в то время был моим идеалом, отождествлялся у меня с тетей Соней.

Мама долго не могла забыть того стыда, что пережила за меня.

– Надо быть Лодыженскими, – говорила она, – чтобы глазом не моргнуть на твою выходку, как будто ничего не случилось.

Такт и воспитанность были основной чертой этой семьи. У них никто не повышал голоса, никто не позволял себе тыкать прислуге. А прислуга жила у них по двадцать-тридцать лет. Помню горничную, которая жила у них десять лет, и все считали ее новенькой. Жена дяди Гриши, тетя Анюта, была цыганкой из хора. В то время это было модно, аристократы и дворяне женились на простых цыганках. Но что терпела бедная женщина от своей новой родни! Или полный бойкот, или насмешки и упреки. Здесь тетя Анюта была принята в семью на равных правах с мамой и тетей Натулей, женой дяди Володи. Да и она сама умела держать себя так, что ничем не отличалась от них, ни в одежде, ни в разговоре.

Когда мой папа окончил университет, ему предложили место прокурора в Москве, наверно, тут сыграла роль протекция и обширное знакомство Лодыженских. Но папа отказался, он не захотел быть прокурором и взял место судебного следователя в маленьком, заштатном городке Можайске. Позже я спрашивала маму, как реагировала его семья на этот отказ, ведь матери приятнее было бы иметь сына около себя. Мама ответила мне, что главным правилом семьи было никого не принуждать, взрослые люди сами должны знать, как им поступить, это правило основывалось на большом уважении и доверии друг к другу.

Бабушка и тетя Соня очень любили нас, других внуков у бабушки не было. Помню, когда мы приезжали к ним, тетя Соня первым делом шла с нами в игрушечный магазин. Помню большой сад около дома. Мы там катались на салазках, а рядом жил граф Татищев, у него тоже был сад, там тоже были дети, и я запомнила задиристого мальчишку Костю: он ненавидел девочек и всячески дразнил их. Однажды он пришел к тете Соне с каким-то поручением. А тетя Соня, как всегда во время наших приездов, не отходила от нас. Помню, мы перед сном пили молоко. Костя бросил на меня презрительный взгляд, потом мельком взглянул на Ташу и вдруг остановился. Несколько минут он стоял, раскрыв рот и не спуская с Таши глаз, а та невозмутимо цедила свое молоко. Тетя Соня нарушила молчание:

– Что, Костя, тебе понравилась моя племянница?

– Я никогда такой не видал, откуда она взялась?

Все засмеялись, а Костя продолжал стоять и смотреть, нисколько не смущаясь. И только когда няня унесла Ташу спать, пошел домой.

Глава II Детство

Крым

В раннем детстве мама перенесла несколько воспалений легких, врачи посоветовали ей провести два-три месяца зимы на юге. В Севастополе жила мамина институтская подруга Маруся Федулаева… Она присмотрела маленькую квартирку, и мама решила поехать туда с нами и с няней. Средства наши были весьма ограниченны, очевидно, мамин дедушка Михаил Павлович дал денег на эту поездку. Возможно, и Лодыженские помогли.

Крымская природа даже в зимнее время произвела на меня сказочное впечатление. Помню Мичманский сад на горке, бульвар на набережной, с какими-то необыкновенно красивыми деревьями. И конечно, необъятное море. Квартирка наша была очень маленькая, вход через кухню, затем из кухни шла дверь в комнату побольше, а из нее в маленькую. До обеда с нами гуляла мама, а няня готовила обед, а после обеда мама отдыхала, а няня шла с нами гулять. <…>

Почему-то еще ярко остался в памяти розовый эмалированный тазик, наполненный грецкими орехами, в этом тазике обычно мыли посуду. Наверно, это запомнилось потому, что в Можайске такого обилия любимых грецких орехов мы не видели. <…>