Роза

Библия была подержанная. Хартвигсен объяснил, что новой не достали.

– Их, говорят, уж и не печатают, вот как Лютер тогда отпечатал в Виттенберге, – сказал он. – Жалко, моя супруга уже легла, а то бы вы, может, нам почитали?

Я почитал немного, что сумел разобрать, и Хартвигсен шумно восторгался моей премудростью. Он достал из буфета вино и снова выразил сожаление, что его супруга ушла спать. Я сидел с ним долго, время текло, и я не жалел, что с нами нет Розы, я мог не бояться за себя, и всё-таки я сидел у неё в доме.

Когда я вышел от Хартвигсена, всё затянуло тучами, ни одной звезды не было в небе. С моря нёсся тяжкий гул. Мне в лицо ударяли снежные хлопья.

XXI

Ночью галеас «Фунтус» погиб во фьорде. Это было так странно, да, словно злая ворожба. Дело шло уже к утру, и тут начался снегопад, ненадолго, потом сразу опять прояснело. Но шквал был ужасный. Смотритель видел с башни конец катастрофы, все почти спаслись на двух шлюпках, но и шкипер Уле-Мужик, и жена его – оба погибли. И смотритель цинически заключал свой рассказ:

– Да-да, Брамапутра всегда была весела и общительна, вот и погибла среди разной морской живности.

Всё это просто не укладывалось в голове. Уму непостижимо. Подводный риф? Да, в самом деле, длинная банка, гребень. Но зачем понадобилось галеасу так далеко забирать на север? Все всегда идут к востоку от маяка. И «Фунтус», морской великан «Фунтус» несколько минут трепетал на рифе, потом скользнул назад, наполнился водой и канул в пучину.

Когда он был у самой цели, да, почти уже дома!

Хартвигсен сперва был сам не свой: как же, погибли двое служивших ему людей, он потерял судно и груз! Нет, это какие-то злые силы ему строили ковы, мстили ему нарочно за его деловитость и предприимчивость! Тьфу ты, чёрт! И что понесло галеас туда, к западу от маяка? Густой снег? Но нет, он валил же с просветами, маяк был виден час целый до самого крушения, то и дело совсем прояснялось!

Хартвигсен ломает себе голову над этой загадкой, приступается с нею ко мне, он ругается на чём свет стоит. «Нет, видно, Уле-Мужик тут чего-то не сообразил, – говорит он. – И на кой чёрт ему понадобился дамский пол на борту!». Хартвигсен винит во всём то шкипера, то Брамапутру.

Пока мы так стоим на дороге, подходит Свен-Сторож и рассказывает, как Уле-Мужик сам говорил ему в Бергене, что «Фунтус» по дороге домой должен пройти к западу от маяка, потому что потом он станет в дальней бухте на дрейфе.

– Кто приказал?

– Сам Мак.

Снова Хартвигсен ломает себе голову, он смотрит на дорогу, на нас, он мучительно думает. Он не очень-то доволен тем, что Мак отдал такое распоряжение за его спиной.

– Идёмте все к моему компаньону! – говорит он нам.

Мы застаём Мака в лавке. Хартвигсен выпячивает грудь и гордо, торжественно начинает:

– Слышу я, вы приказали вести «Фунтус» на запад от маяка и там стать на стоянку?

– Да, в дальней бухте, на дрейф.

– А я-то думал, все эти дела теперь моя забота!

Мак вытащил свой батистовый носовой платок и сказал:

– Я хотел как лучше, милый Хартвич.

– А, да чёрта ль мне в том, что вы хотели.

Мак смотрит на него добрым, сочувственным взглядом.

– Во-первых, вы держите галеас в Бергене до самой до зимы, – продолжает Хартвигсен, – зачем это, а? А потом, уж гружённый, он невесть куда должон идти в бурю и темь! А если Уле-Мужик даже не знал про риф?

– Про него каждый ребёнок знает. Но случаю было угодно, чтобы начался снегопад.

– Да-да, у вас на всё скорый ответ. А я вот потерял груз и судно! Это не шутка.

– Кто спорит. И я искренне о том сожалею, – отвечает Мак. – Тебе не повезло с твоей операцией. Я вот тоже все эти годы мог бы страховаться сам у себя. Однако я ни разу не пошёл на такой риск.

Хартвигсен не сдаётся:

– Всё бы шло своим чередом, если б не это ваше распоряжение. Вот я вас, к примеру, спрошу. Касаемо груза на моём галеасе. Ну, приди он в целости и сохранности и стань в эдакой дали, да это же нашим лошадкам за всю зиму не справиться. Аж подумать страшно. А тут мы бы вмиг его разгрузили, как прочие все суда.

Но Мак с величайшим расположением и сочувствием смотрел на своего обиженного компаньона. Да, у него на всё был скорый ответ, даже слишком скорый ответ, и, кажется, он вовсе не хотел оскорбить Хартвигсена своей улыбкой:

– Кое в чём ты прав, Хартвич. Но ты решительно сбрасываешь со счетов интересы наших друзей, купцов в отдалённых краях. Все товары на «Фунтусе» назначались им. Став в дальней бухте, «Фунтус» избавил бы наших клиентов от трудного обходного пути до нашей пристани. Я им это обещал, и они наши добрые клиенты круглый год, Хартвич. «Фунтус» вёз соль и муку, щепетильный и бакалейный товар на всю округу.

Пауза.

– Полагаю, не будь всех этих обстоятельств, – продолжал Мак, – у тебя были бы все основания для неудовольствия. А так я не вижу за собой никакой вины.

– Ни-ни! – сказал Хартвигсен и закусил губу. – Ну, а насчёт того, чтоб «Фунтус» торчал в Бергене аж после равноденствия – это и не ваш был вовсе приказ, а?

– Мой. Но я сам ждал заказов с дальних бухт. Сам посуди, как я мог выслать список, не дождавшись заказов?