— Я плохо спал этой ночью и прошлой. Меня мучает тревога, какой я никогда не испытывал раньше. Несомненно, из-за чар этого проклятого места.
Ранульф громко рассмеялся.
— Конечно, из-за чар, мой друг! Ты зачарован парой скромно потупленных глазок. Я видел, как часто ты поглядываешь на прекрасную Бронуин.
Десмонд покраснел до корней своих рыжих волос.
— Ты ошибаешься. Девушка слишком молода... и в любом случае слишком превосходит меня по положению.
Гончая, лежавшая на солнышке неподалеку и нетерпеливо следившая за шутливым поединком, решила, что бой окончен, и бросилась к Ранульфу, но тот лишь отмахнулся от нее.
— Готов, Десмонд?
Кузен кивнул и подал сигнал к началу, пытаясь отогнать образ Бронуин. Леди Моргана знает, что он с подозрением отнесся к перемене в ее поведении, и никогда не допустит брак между ним и своей юной подопечной.
Ранульф парировал удар Десмонда, сделал плавный выпад и нанес кузену сильный удар по защищенным стеганой курткой ребрам. Когда Ранульф ударил снова, закрепляя преимущество, Десмонд пошатнулся.
— Господи, Ранульф, ты восстановил свою силу и сделался еще ловчее.
— Да! Я получал много ран и похуже, но эта чуть не лишила меня жизни. Сейчас, благодаря целительному искусству моей жены, я сильней, чем когда-либо.
В доказательство своих слов Ранульф ударил мечом плашмя по плечу Десмонда.
— Довольно! — Десмонд опустил меч и понизил голос: — Ты так же силен, как раньше, но все равно чары чуть не убили тебя.
Видя, что Ранульф ни капельки не верит в его теорию, Десмонд упрямо продолжал:
— Ты забыл Джайлза Лонглета? Он истаял за три месяца — от Михайлова дня до Святок. А когда он умер, нашли огарок свечи, завернутый в кусок ткани, вырезанный из его лучшей льняной рубашки.
Ранульф не мог решить, рассмеяться или вспылить. Колдовство явно стало навязчивой идеей Десмонда, он видел его в любом несчастном случае или болезни.
— Сэр Джайлз, — возразил Ранульф, — умер от упадка сил, как его отец и дед.
— Вот именно. Если трое сильных мужчин худеют и умирают, не достигнув тридцатилетия, значит, не обошлось без колдовства.
Ранульф сделал большой глоток из своей фляжки с водой.
— Мавры считают, что эта болезнь передается через кровь от отца к сыну.
— Не говори мне о маврах. Сегодня утром за деревней перед рассветом видели ведьму, охваченную синим огнем. Колдовство затмило твой разум.
— Колдовство! Ты ведешь себя как глупая деревенская баба, Десмонд. Винишь злые чары во всем, чего объяснить не можешь.
Гончая, до этого с интересом разрывавшая камни и солому, нашла что-то у основания стены, и ее жалобный вой отвлек Ранульфа от наставлений. Он свистом подозвал собаку. Та неохотно подошла, и Ранульф сморщил нос от отвращения. Гладкая, блестящая шерсть воняла гниющей рыбой.
— Что ты нашел, старый разбойник?
Ранульф пересек двор, собака резво засеменила за ним. Тусклый голубой огонь зловеще мерцал сквозь дренажное отверстие. Ранульф сунул руку и вытащил светящийся предмет — рваный темный плащ с капюшоном. От резкого запаха гниющей рыбы собака возбужденно заскулила.
— Подойди, Десмонд, взгляни на свою «ведьму»!
Рыцарь поспешно подошел и нахмурился.
— При чем тут эта вонючая куча лохмотьев? Вместо ответа Ранульф засунул кусок ткани обратно, и снова появился бледный голубой свет.
— Вот разгадка твоей тайны! Всего лишь слизь гниющих морских рыб. Разложение, а не колдовство.
Десмонд смущенно потер подбородок.
— Шутка? — Он с отвращением скривился. — Кто мог придумать такую вонючую шутку... и зачем?
— Не шутка, — задумчиво ответил Ранульф. — Страшное зло, если я не ошибаюсь. Кто-то раздувает суеверные страхи. Но зачем — я пока не знаю. Держи глаза и уши открытыми. Узнай, не видели ли на ристалище кого-то, кому тут нечего делать.
Когда он мыл руки в желобе с водой, жуткий вопль, начавшийся с ужасного вздоха и переросший в душераздирающий нечеловеческий вой, разорвал тишину.
— Это воет дух, предвещающий смерть! — воскликнул Десмонд.
Ранульф со смехом ударил его по плечу.
— Суеверный глупец! Это лает одна из собак.
Резкий лай, затем новый вой, затем тихое рычание и сердитые крики одного из молодых псарей. Собачья драка казалась неминуемой, и оба кузена бросились к ближайшей псарне. Рычание стало громче, вой перешел в пронзительный визг. Затем к шуму добавился новый голос, уверенный и властный:
— Черт тебя побери, Лунгер, успокойся! Успокойся, проклятый разбойник!
Рыцари завернули за угол, и их глазам предстала бурная сцена. Большой черный пес загнал в угол другого, из разодранных боков и почти оторванного уха которого хлестала кровь. Рассвирепевшее животное прижало к стене и веснушчатого парнишку-псаря, баюкающего окровавленную правую руку в левой. Юноша постарше помогал Флойду, старшему псарю, бранившему черного пса и тыкающему его шестом длиной с копье.
— Ах ты, колдовское отродье, исчадье ада! Разъяренный пес повернулся к Флойду и набросился на конец шеста, расщепляя дерево острыми клыками. Ранульф инстинктивно схватился за меч, но остановился по знаку псаря.