Роза Дюруа

— Конечно! Меня зовут «Дикаркой»! И я Роза! Дон Анхель, вы гений! — крикнула она, обняв смущенного дона Анхеля и поцеловала его в щеку.

За этим действием и застала ее Малена, которая осмотрительно нацепила на непроизвольную гримасу дежурную улыбочку.

— Ах, Роза! Рада тебя видеть! — И, не утерпев, съязвила: — У дона Анхеля день рождения? Можно, и я его поцелую?

— Малена! — строго сказал дон Анхель. — У тебя ко мне какое-нибудь дело?

— Там Америка с Азией спорят, чья завтра очередь быть Микки-Маусом?

Для непосвященных могло бы показаться, что Малена сошла с ума, однако так уж судьбе было угодно, чтобы двум продавщицам магазина матери при рождении дали «материковые» имена: одной из соображений патриотических, а другой — в силу того что она родилась раскосой.

Речь шла о том, кому из этих двух продавщиц (в прошлом — подруги Розы, которая работала в этом магазине) зазывать детей с родителями в костюме Микки-Мауса в магазин.

— Малена, реши сама! — сказал дон Анхель. — А вот скажи-ка, нравится ли тебе название для будущего магазина «Дикая Роза»?

— Отличное название! — с наигранным энтузиазмом воскликнула Малена, выходя из кабинета со злорадной мыслью рассказать Дульсине о том, как «эта-будь-она-паскуда-трижды…» целуется с хозяином.

— Думаю, и Рикардо понравится, — радостно сказала Роза. — Он любит меня дразнить «Дикаркой».

— Ты давно уже не «Дикарка», — нежно сказал дон Анхель, с обожанием глядя на Розу. — Сегодня кто скажет, что еще два года назад ты продавала на перекрестках жвачку!

— Знаете, дон Анхель, а неплохое это было время. Хоть и трудно бывало, и голодно, зато я была свободной, как птица…

— Разве ты сейчас не свободна? — осторожно спросил дон Анхель.

— Как вам сказать… Конечно, свободна. Только на этом условии мы и сошлись с Рикардо. И все-таки я в этом доме девушка со стороны. Меня окружают красивые картины, старая мебель, в которой сидели предки Линаресов. И я себя все еще чувствую в этом доме гостьей…

— Роза, но ты тоже не из бедной семьи. Паулетта принадлежит к известному роду Монтеро…

— Нет, дон Анхель, каждый принадлежит своей судьбе. Я при всей моей любви к маме Паулетте, при всем моем уважении к ней принадлежу улицам «затерянного города», матушке Томасе, своему попугаю Креспину…

— Но ты изменилась, — сказал дон Анхель. — Ты не замечаешь этого, а я вижу. Изменилась твоя речь, твои манеры и твое отношение к некоторым вещам.

— Правда? Вот не думала…

— И знаешь, тебе идет это! Ты… стала еще красивее и привлекательней.

— Что вы, дон Анхель, — зарделась Роза. — Я не люблю себя…

Она подошла к большому зеркалу и состроила сама себе гримасу.

— Не волосы, а патлы! — засмеялась она, разлохматив прическу. — И куда они только растут!

— Не волосы, а каштановое золото, — тихо поправил ее дон Анхель.

— Нос противный, курносый!..

— Неверно! Носик правильной формы, на заглядение!..

— А груди, простите меня, как у базарной торговки!

— Роза, прекрати! Ты, верно, меня уже и за мужчину не считаешь!

Роза звонко расхохоталась.

— Считаю! И с удовольствием сосватала бы вас!

— А знаешь, я не против. Наверно, у тебя на примете… матушка Томаса?

— Нет, она за вас не пойдет, — залилась смехом Роза. — Ей Пеле нравится!.. А вот Сорайду я бы за вас выдала. К слову сказать, мне как раз надо ее навестить. Почему бы нам не заглянуть к ней вместе?

— Где ты договорилась с ней встретиться?

— В ее таверне «Твой реванш».

— Мой? — пошутил дон Анхель.

Роза засмеялась, не решаясь ответить на «ты». Но поборола робость.

— Твой, дон Анхель, твой.

— Не дон Анхель, а просто Анхель.

— Хорошо… Анхель…

— Наконец-то мы с тобой на «ты»! Давай-ка по этому случаю выпьем по-немецки на брудершафт!

Дон Анхель подошел к небольшому бару, открыл его и, нацедив немного текилы в два бокала, разрезал пополам десертным ножичком маленький лимон. Как заправские выпивохи, они насыпали в ямочку над большим пальцем правой руки по щепотки соли, взяли указательным и большим пальцем этой же руки по половинке горького «лимонсильо», а другой рукой — бокалы и приготовились совершить традиционный мексиканский обряд в немецком варианте, для чего свели крестом руки с бокалами.

— За твое здоровье, Роза! — воскликнул дон Анхель.

Он слизнул соль, опрокинул текилу в рот и смачно присосался к лимону.

— За твое здоровье, Анхель! — ответила Роза и, выпив, запричитала: — Девонька Гваделупе, прости меня, пьяницу!

После чего, согласно ритуалу и «бесу в ребро», дон Анхель в первый раз поцеловал «Дикарку».

Яркая вспышка ослепила их.

В дверях стояла Малена с фотоаппаратом, которая, подобострастно ухмыляясь, спросила, невинно моргая:

— Пьете за успех совместного предприятия? Это будет исторический снимок!

— Малена, смотрите не сглазьте! — смущенно сказал дон Анхель, облизывая губы…

Сорайда, увидев в дверях Розу и дона Анхеля, направилась к ним и провела их к уютному столику, который всегда пустовал в ожидании бесстыжего красавчика Куколки или близких друзей Сорайды. Она извинилась и вернулась к стойке бара.

В таверне было не продохнуть. Стоял несусветный ор. На полную громкость был включен телевизор.