Роза для дракона (СИ)

Хорошо, что в этот раз мне пришлось работать вдалеке от шумного Берлина, не в сердце суетливой Варшавы, здесь есть время подумать, побыть наедине с собой.

Читая твое последнее письмо, я улыбался каждой строчке. Как тебе удалось уговорить отца на щенка? Мне этой хитрости не дано было понять, и я промучился все детство, изводя родителей постоянным нытьем по поводу собаки. Тебе удалось сделать это сходу.

Ты спрашиваешь, скоро ли я приеду или просишь хотя бы раз взять тебя с собой. Я подумаю об этом, но только не в ближайший месяц. Мне предстоит визит в Россию и Японию, а это очень далеко. Кроме того обычаи в этих странах, говорят, довольно своеобразные, поэтому не хотел бы доставлять тебе неудобств. Рад, что вы с отцом потихоньку находите общий язык.

Скоро буду.

Скорпиус».

В обычный августовский вторник Драко Малфой непредусмотрительно пребывал в прекрасном настроении. Во-первых, ему удалось перенести рабочую встречу с позднего вечера на утро следующего дня, а во-вторых, он, наконец, закончил письмо сыну. Оно растянулось на три фута пергамента и содержало в себе новости за всё то время, что они не виделись, записанные мельчайшим, остробуквенным почерком мистера Малфоя.

Напевая себе под нос соответствующую случаю легкомысленную мелодию, мужчина выпустил из клетки сову по имени Винд и уже хотел привязать к её лапке тяжелый сверток, как вдруг его взгляд упал на пол совятни. «Даже здесь она теряет свои бумажки», — подумал Малфой, ведь в последнее время Роза действительно разбрасывала свои черновики по всему дому. Он намеревался забрать пергамент и при случае вернуть его рассеянной невестке, но шагнув к нему, увидел, что тот исписан почерком собственного сына.

Печать с пергамента была сорвана, сам он, по-видимому, выронен, а посему мужчина не видел ничего дурного, чтобы взять и прочитать его.

И он прочёл. Один раз, другой, и третий, будто первых двух оказалось мало. Взгляд метался от строки к строке, и мистер Малфой никак не мог взять в толк, что так сильно настораживает его в письме. «Здравствуй Роза»? «Россия»? «Традиции»? «Скоро буду. Скорпиус»?

Ему потребовалось практически выучить это короткое послание наизусть, чтобы понять: оно не содержит всех тех слов, которые влюбленные мужчины пишут своим девушкам, женам, любовницам.

Драко и сам в начале министерской карьеры часто выезжал из дома, и если уж ему не предоставлялась возможность взять жену с собой, он буквально заваливал ее письмами, да так, что совы, переносившие корреспонденцию молодых Малфоев, смотрели на них с недоверием и даже опасливо.

А письма… при воспоминании о том, ЧТО он писал своей Асти, Драко не смог сдержать улыбки, ведь помимо интимных признаний и слов любви, он расписывал каждую минуту жизни без нее, рассказывал, как это сложно. Какие слова содержали послания, не воспроизведет даже поэт. Да и сам Драко теперь на такое вряд ли уже способен.

Письмо Скорпиуса своей жене казалось достойным кисти художника. По нему даже слепой живописец смог бы нарисовать чудесный пейзаж неведомого Хинтерцартена — столь красиво, подробно и поэтично юноша повествовал о неизвестном городе. К пергаменту была прикреплена и открытка: сладкая вата облаков в кобальтовом небе, налитые спелостью травы. И ни одного, даже самого короткого слова нежности.

Не думая о том, что он делает, и как, возможно, дорого это письмо для Розы, Драко мнет послание. Искажается небо на фотографии, трескается краска. Ему снова до бессильной злости жаль. Жаль Розу Малфой.

…

Драко все же отправляет собственное письмо и долго смотрит вслед тяжело летящей сипухе. Ему все еще кажется, что он слышит шорох ее крыльев, хотя птица давно уже скрылась за горизонтом. Кулак его разжимается, и смятый пергамент падает на перепачканный пометом пол. Он наступает на письмо, покидая совятню.

Она возвращается почти поздно, не переходя, однако, той грани, когда приличной, замужней женщине следует вернуться домой, к ужину. Латунные стрелки старинных настенных часов показывают без четверти семь, когда открывается входная дверь, и на пороге возникает Роза.

Драко делает вид, что именно в этот момент проходит мимо двери, и он, конечно, никогда не признается, что это уже тридцать третий круг его коридорного патруля. Зато он сходу замечает:

— Вы снова изменили стрижку, Роза?

— Да, знаете ли. Скоро осень. Захотелось чего-то нового, яркого.

— С каких это пор черный стал ярким цветом?

Драко вспоминает, как неделю назад она чуть укоротила волосы, и тогда вместо озорных взволнованных ручьев, на ее голове красовались пружинки, едва касающиеся плеч. Они приобрели бурый оттенок, делающий её чуть старше. Или дело в чем-то другом? Теперь же взгляду мужчины предстали выпрямленные, почти шелковые нити. Они выкрашены в цвет воронова крыла и касаются острых лопаток. Малфой только теперь замечает, как сильно похудела Роза.

— Вам очень к лицу новая прическа, — это невероятно, но он слышит в собственном голосе нотку одобрения.

— А? Что? Ах, да, конечно.