Расширенными от ужаса глазами он наблюдал, как обе машины синхронно подняли оружие. Время утратило всякий смысл. Он различал мельчайшие детали, даже то, как дернулись электромагнитные затворы двух «ФЛАУ»-винтовок и зрачки стволов уставились в его грудь.
Джон закричал, повалившись на пол, и тут же время сорвалось в обычном бешеном темпе. Его спасла криогенная камера, материал которой имел высокую прочность. Снаряды импульсных винтовок рикошетили от нее, наполняя пространство вокруг остервенелым, выматывающим душу воем и мельчайшей пластиковой крошкой, взметнувшейся в воздух острой метелью.
Два киборга двинулись вперед, не прекращая огня. На полпути магазины их винтовок опустели, и они, не останавливаясь, синхронно нажали сброс. Пустые магазины полетели на пол.
Джон выскочил из-за укрытия, выстрелил, попав в руку правой машине. Киборг дернулся и перехватил магазин левой рукой. Второй уже перезарядил винтовку и собирался возобновить огонь, когда пуля угодила ему в лицо. Ноги машины подкосились, но, падая, робот продолжил начатое движение, и винтовка в его руках затряслась, уродуя тело «напарника».
В складе наступила оглушающая тишина.
Джон стоял и смотрел на изрешеченные пулями тела, понимая, что только случайность спасла его от смерти.
Поднимая выпавшую из рук мертвого киборга импульсную винтовку, он заметил, как мелко дрожат пальцы. Джон внезапно подумал, что совершенно не готов к тому, во что вляпался в силу обстоятельств. Он вздохнул, затравленно оглядевшись. Пол вокруг был обильно залит кровью, свежей и уже засохшей.
Ему стало по-настоящему страшно, так, как никогда в жизни. Все, что происходило в стенах этой проклятой Башни, было бесчеловечным, а он, как последний лох, исполнял поручения Араманта и жил на те самые деньги, что зарабатывала корпорация. Хотя его брат был едва ли не лучшим во всей семейке…
Джон понимал, что утрирует проблему, но как еще можно мыслить, стоя в луже крови, с ясным, неумолимым сознанием того, что собственный отец, которого он когда-то любил, попросту садист-извращенец, убивший мать и сознательно превративший ее в безвольную куклу…
Он понимал, что должен бежать, немедленно, сломя голову нестись к любому выходу, чтобы убраться отсюда как можно скорее и как можно дальше… но вместо этого он брезгливо отряхнул с ботинок капли крови и достал сигарету.
Бежать не было сил. Ночная попойка вытянула из него все соки. Это только супермены в кино бегают по десять суток кряду.
Присев на корточки, он курил, разглядывая заиндевелое тело клона в консервирующем саркофаге. Он думал о том, что его семья — обычные люди. И их пороки присущи всем, просто в силу своего положения и власти они смогли спокойно реализовать большую часть того, что обычные люди держат взаперти, из страха перед ответственностью.
И он тоже вкусил этой вседозволенности. Почему его не мучит совесть? Почему он сидит и курит рядом с остывшим телом брата?
Ответ был прост. Он никогда по-настоящему не любил. Он скользил по поверхности жизни, ни в чем не нуждаясь, не зная ни горя, ни радости, ни любви, ни отчаяния. Ему было все равно.
«Теперь это кончилось, — с ужасом подумал он. — Мозг отца послал сюда киборгов. Из Башни не вырваться…»
Джону вдруг стало жаль себя, и одновременно он испытал отвращение, будто смотрел со стороны на сгорбленную фигуру с импульсной винтовкой между колен.
Отец раздавит его как клопа.
Джону вдруг отчаянно захотелось жить. Не встать на дороге свихнувшегося выходца с того света, не ломать копья ради восстановления справедливости и наказания преступников, а просто выжить. Это почти животное чувство было еще более противным, чем все остальные. Но оно было сильнее любого другого.
Джон встал, чувствуя себя позорно, как мелкий воришка, схваченный за руку в прилюдном месте. Он не мог горевать о брате или ненавидеть отца. Максимум, на что он оказался способен, — это в страхе спасать свою шкуру.
Осторожно пробравшись к выходу, он выглянул в коридор. Тот был пуст из конца в конец, насколько хватало глаз. Джон шагнул в его стерильную белизну и тут же почувствовал, как где-то рядом отворилась дверь. Он успел оглянуться и увидел, как киборг сделал шаг в коридор, вскинул винтовку и нажал спуск.
Что-то ударило Джона в грудь, чуть пониже ключицы. Энергия снаряда отшвырнула его к стене. Сползая по ней, он беспомощно хватал руками воздух, оставляя размазанную кровавую полосу на белоснежном пластике.
Он не потерял сознания, а просто онемел от дикой боли и страха.
Киборг опустил импульсную винтовку. Его шаги эхом отдавались от стен, как раскаты далекого грома. Подойдя к Джону, он сгреб его за воротник и зашагал дальше, волоча за собой обезумевшего от боли человека, как тянут мешок с отходами.
По полу коридора за ними тянулся длинный, кровавый след…
Джон пришел в себя в ослепительном свете хирургических ламп.
Он попытался пошевелиться, и это удалось, хотя всю левую часть туловища прострелило нестерпимой болью.