Завтрашняя буря разразится без предупреждения. Если разразится вообще.
– Ревность – слишком мелочное, детское чувство, – отозвался халиф, молниеносно перебрасывая оставшийся клинок из правой руки в левую плавным, текучим движением. – Я не испытываю ревности. Только ярость.
Тарик помедлил. Слова противника противоречили его действиям. Неужели наконец удалось обнаружить его слабость? Нечто, что делало его не чудовищем, а человеком?
– Опасаешься меня, Халид ибн аль-Рашид?
– Раньше, возможно, так и было, – отозвался халиф после секундного колебания, которое говорило больше, чем слова. – Но ты дождался, пока Шахразада заснет, чтобы к ней прикоснуться, и этот факт указывает: она бы не одобрила подобного поступка. Поэтому ты никогда больше не проявишь такого неуважения к ней. И ко мне.
– Я не желал оскорбить Шази. – Тарик с тяжелым вздохом качнул луком. – И больше не пытаюсь вернуть ее. Так как знаю, что в этом сражении уже проиграл.
– Однако по-прежнему стремишься убить меня, – утвердительным тоном произнес халиф и снова взмахнул саблей.
– Конечно, – решил все же ответить Тарик.
– Тогда можешь воспользоваться предоставленным шансом.
– Зачем? Ты же сам сказал, что я потерплю поражение.
– Так и будет. – Халиф быстро выдернул из песка второй клинок и крутанул обоими в воздухе. – Глупо думать с твоей стороны, что я решу сражаться в битве, которую не способен выиграть.
– Поэтому ты все никак не осмелишься выступить против меня на поле боя, высокомерный ублюдок?
– Отчасти, – криво ухмыльнулся соперник.
– И каковы же другие причины? – Тарик достал из колчана стрелу.
– Я пока не знаю своих врагов в лицо, сын эмира аль-Зийяда. И не горю желанием сражаться с неизвестным противником, в отличие от тебя.
– Я прекрасно знаю, кто ты такой, – прорычал Тарик.
– Нет. Ты только считаешь, что знаешь, кто я такой.
– Возможно, тебе стоит приложить усилия и переубедить меня.
– Возможно, мне действительно стоит так поступить, – не стал спорить халиф, описав обеими саблями изящные дуги. – В твоем распоряжении три стрелы. Целься как следует.
Тарик сделал глубокий вдох и натянул тетиву.
Нужно метить в сердце этому подонку. Какими бы пафосными заявлениями он ни разбрасывался, никто не способен уклониться от трех стрел, выпущенных друг за другом. В лучшем случае удастся отпрыгнуть от одной и сбить саблей вторую, если действовать очень быстро. Но последняя настигнет наверняка.
Не настолько хорошо этот юнец обращается с клинками. Да и никто не в состоянии провернуть подобный номер. Одна мысль об этом смехотворна. Соперник просто пытался сбить Тарика с толку своей самоуверенностью. Шахразаде такая же тактика постоянно доставляла проблемы.
В этом отношении они с халифом походили друг на друга.
Оба заносчивые. Дерзкие.
Однако, как ни странно, непоколебимо уверенные в своих убеждениях. И благородные.
Нужно целиться в сердце этому подонку и убить его. Ради Шивы. Ради тети.
Ради себя.
Вспыхнувший в груди гнев заставил Тарика оттянуть тетиву еще сильнее, к самому уху. Он ощущал привычную мягкость оперения между пальцами и будто наяву слышал шепот ветра, обещавшего положить конец страданиям.
Необходимо лишь решиться. Все получится. Высокомерие халифа-юнца делает того слабым. Заставляет считать, что Тарик не способен на жестокость. Что он не обладает нужными навыками.
В бесполезном прицеле обсидиановый наконечник слегка поблескивал, зловещий и прекрасный в свете луны.
Такой же, только запятнанный кровью, Тарик совсем недавно извлек из спины Шахразады. Единственной девушки, которую он любил. И которой совсем недавно пообещал никогда больше не причинять боли.
Казалось, это произошло всего мгновение назад.
Мгновение и целая жизнь.
Как же поступить? Смерть Халида ибн аль-Рашида не просто причинит Шахразаде боль, а полностью ее уничтожит. Нанесет рану, которую не описать словами. Не излечить временем. Когда-то Шази волновалась так за Тарика и говорила, что не переживет его гибели от рук халифа Хорасана.
Похоже, порочный круг так и будет повторяться.
Если только кто-то не решит положить ему конец.
Тарик опустил лук.
– Ветер мешает.
– Подобная мелочь не должна стать преградой для столь умелого стрелка.
– Да, не должна, – согласился Тарик. – Но стала.
– Возможно, ты не так искусен в обращении с луком, как я считал, – прокомментировал халиф, в свою очередь опуская клинки.
– Возможно. – Тарик метнул взгляд на собеседника. – Или же я просто дожидаюсь более благоприятного ветра.
– Не забывай, сын эмира аль-Зийяда, что это я вручил тебе шанс выстрелить в меня, – соперник помрачнел, на его челюсти заходили желваки. – Сегодня ты уже попытался это сделать… и взамен сразил ту, кто важнее жизни. Когда совершишь нечто подобное в ее присутствии в следующий раз, я спущу с тебя шкуру, а останки брошу собакам.
– А я едва не поверил, что ты не такое уж чудовище, – вскинув брови, прокомментировал Тарик.
– Я сын своего отца – чудовище по крови и по праву рождения, – тон халифа оставался ледяным, несмотря на то что слова сочились горячей яростью. – И не разбрасываюсь пустыми угрозами. Запомни это.