Когда отец сообщил Амрату, что договорился с Кловисом Этельредом насчет свадьбы с его внучкой Анной, Амрат сразу спросил, как она выглядит.
«Выглядит?» – Отец изумленно прищурился.
«Она красивая?»
«М-м-м… – Отец казался обиженным. – Трудно сказать. Я не помню».
«Ты… не помнишь?»
«Последний раз я видел ее много лет назад. Она была ребенком».
От этих слов у Амрата остановилось сердце. Он помнил, как стоял перед отцом, перебирая в уме всех уродливых девушек, что когда-либо видел, и да, Амрат не сомневался, что его сердце
«Она может оказаться ужасной. Злобным существом, похожим на барсука».
«Уверен, что у нее лицо, а не морда».
«Ты этого не знаешь. Откуда тебе знать? Ты ни разу ее не видел. И она Этельред! Великий Марибор! Да она не может не быть уродливой! Как ты мог так поступить со мной?»
«Я никак с тобой не поступил! – Отцовский голос из сочувственного и увещевательного стал резким и громким, повелевающим. – Я укрепил королевство. Я спас трон в большом зале, чтобы однажды ты смог на него сесть. На трон, а не на обычное уродливое кресло. Эта свадьба не имеет никакого отношения ни к тебе, ни к ней. Ее ценность – в деньгах и безопасности. Вот что имеет значение, а вовсе не твое мелочное желание заполучить красивую девушку. Ты принц! Будущий король! У тебя будет все, что только может дать королевство. Ты
«Тебе легко говорить. Тебе не придется с ней спать».
«Если справишься с первого раза, больше спать с ней не потребуется. И ты сможешь утешиться с сотней девиц. Сможешь выстроить их в очередь под своей дверью».
И Амрат понял, что это правда. Он станет королем. Он будет делать что вздумается и получит столько женщин, сколько пожелает. Тогда эта мысль его утешила; затем он вспомнил о своей матери и о том, что был единственным ребенком. Мать редко улыбалась; возможно, теперь он знал причину. После этого отцовский совет перестал казаться хорошим.
Амрат боялся надвигавшейся свадьбы и думал сбежать. Сбежать верхом, звездной ночью, зарабатывать себе на жизнь мечом и стать героем. Однако он этого не сделал, и случилась забавная вещь. С того дня, как он встретил Анну Этельред, с того момента, как взял ее в жены, он ни разу не захотел другую женщину. Он обнаружил, что оценивает всех женщин в сравнении с Анной. Ни одна не могла с ней соперничать, и, глядя, как супруга в чудесном серебристом платье расчесывает волосы их дочери, Амрат понял, что так будет всегда.
– Что? – спросила Анна.
– Я ничего не говорил.
– Я знаю. Ты просто стоишь и смотришь. О чем ты думаешь?
– О том, любишь ли ты меня.
Анна улыбнулась зеркалу, волшебному миру меж двух лебедей. Амрат всегда думал, что это восхитительная, прекрасная страна, где нет места тревогам.
– Я родила тебе двух чудесных детей.
Она поцеловала Аристу в макушку.
– Это был твой королевский долг, но…
– Правда? – Анна помедлила, не доведя расческу до конца прядей Аристы, и посмотрела на него. – Долг?
– Нет, я – нет.
Она вернулась к зеркалу и расчесыванию.
– Тогда почему ты решил, что я отношусь к этому как к долгу? Тебе показалось, что я испытываю страдания? Например, сейчас? Быть твоей женой – такая мука. Быть может, тебе следует вызвать стражника, чтобы порол меня, иначе как бы я не прекратила причесывать дочь.
Ариста рассмеялась и закрыла лицо руками.
Амрат хмуро посмотрел на нее.
– Готов поклясться, десяток служанок мог бы заняться Аристой.
– Вот видишь? Какие еще тебе нужны доказательства? Я занимаюсь этим, потому что сама так хочу.
– Это лишь доказывает, что ты любишь своих детей.
– Точнее, что ты любишь
Анна отвесила дочери легкий подзатыльник, и та снова захихикала.
– Угомонись.
– Это не ответ на вопрос, любишь ли ты меня. – Амрат взял Анну за плечи и развернул к себе. – Любишь?
Она стояла с каменным лицом, выставив перед собой расческу, словно оружие, – крошечная дева, отгоняющая гигантского медведя.
– Ну разумеется! Как иначе я смогла бы жить с таким волосатым животным?
Он не выпускал ее, с мольбой всматриваясь в ее глаза. Она растаяла.
– Какая женщина сможет не любить тебя?
Амрат вскинул бровь.
– Потому что я король?
– В том числе. – Широко улыбнувшись, она обхватила его, насколько позволяли руки. – Но я имела в виду, что нет ничего притягательней, романтичней, чудесней мужчины, который столь откровенно в меня влюблен.
– Погоди, – сказал Амрат. – Я ни в чем не признавался. Это ты…
Она наклонила голову, упершись подбородком в грудь мужа, и посмотрела ему в лицо, крепче стиснув руки.
– В твоих глазах можно утонуть.
– Правда? Но я думала, ты меня не любишь.
– Ну… возможно.
– Возможно?
– Это зависит…
– От чего?