— Право же, родная, я не берусь ничего тебе советовать. Ибо уверена, что это только твое личное дело. Дать тебе совет, тот или иной, было бы с моей стороны большой ошибкой. Ты должна самостоятельно принять решение. Ты понимаешь меня, Сэра?
— Конечно, конечно, мамочка, — поспешно ответила Сэра, — представляю, как я тебе надоела своими делами.
Больше не стану тебя беспокоить. Скажи только одно: как ты относишься к Лоуренсу?
— Да никак. Ни хорошо, ни плохо.
— А я иногда начинаю его бояться.
— Ну не глупо ли это, родная?
— Да, наверное, глупо.
Сэра медленно разорвала письмо Джерри сначала вдоль, потом — поперек, а потом на мелкие клочки. Их она подбросила в воздух и следила, как они медленно, словно снежинки, опускаются на пол.
— Бедный старина Джерри! — сказала она. И, метнув искоса быстрый взгляд на Энн, добавила: — Тебе ведь, мама, не безразлично, что со мной будет?
— Сэра! Опомнись, что ты такое городишь!
— Ах, прости, ради Бога, я все твержу одно и то же. Все потому, что мной иногда овладевает какая-то оторопь. Ощущение такое, будто я попала в снежную бурю и никак не могу из нее выбраться… Очень странное чувство. Все и вся кругом изменилось… И ты, мама, стала другой.
— Ну что за чушь ты мелешь, родная! Ой, мне надо бежать!
— Да, пора. А тебе очень хочется туда пойти?
— Я, видишь ли, давно хотела посмотреть фрески Кита Элиота.
— Понимаю. — Сэра помолчала. — А знаешь, я думаю, что увлечена Лоуренсом больше, чем сама это осознаю.
— Весьма возможно, — уже на ходу легко согласилась Энн. — Но все равно — не торопись. До свидания, моя радость, я бегу.
И за Энн захлопнулась входная дверь.
В гостиную с подносом в руках вошла Эдит убрать бокалы.
Сэра поставила на проигрыватель пластинку и с меланхолической улыбкой вслушивалась в песню Поля Робсона:[147]
«Тоскую я, как без мамы малыш».— Ну и песенки вам нравятся! — сказала Эдит. — Уши бы мои не слышали!
— А я люблю ее.
— О вкусах не спорят. — И, сердито хмыкнув, она проворчала: — Ну почему так трудно стряхивать пепел в пепельницу? По всей комнате понасыпали.
— Для ковра полезно!
— Завсегда так говорили, да только глупости это. А почему вы, мисс Сэра, разбросали клочки бумаги по полу, когда в углу стоит корзина для бумаг?
— Извини, Эдит. Я как-то не подумала. Я разорвала мое прошлое и хотела сделать это торжественно.
— Скажете тоже, ваше прошлое! — хихикнула Эдит. Но, пристально взглянув на лицо Сэры, ласково спросила: — Случилось что, голубка моя?
— Страшного — ничего. Просто я собираюсь выйти замуж, Эдит.
— Спеху-то нет! Подождите, пока явится мистер Суженый!
— По-моему, не так уж важно, за кого выходишь. Так или иначе, все равно попадешь впросак.
— Что-то вы такое говорите, мисс Сэра! Может, случилось что?
— Я не могу больше здесь жить! — исступленно выкрикнула Сэра.
— А что здесь плохого, хотела бы я знать?
— Не знаю. Все изменилось. Ты не знаешь, Эдит, почему?
— Взрослая вы стали, вот что, — с необычайной для нее мягкостью сказала Эдит.
— И все дело в этом?
— А кто его знает, может, и в этом.
Уже повернувшись к двери с подносом в руках, Эдит вдруг опять поставила его на стол, а сама приблизилась к Сэре. И стала нежно гладить ее темноволосую голову, как делала много лет назад в детской, приговаривая:
— Ну, ну, голубушка моя, все обойдется.
Сэра неожиданно воспряла духом, вскочила, обхватила Эдит вокруг талии и закружила в вальсе.
— Выхожу замуж, выхожу замуж, Эдит! Ну чем плохо? Выхожу за мистера Стина. Он богат как Крез[148]
, красив как Аполлон[149]. Ну не везет ли мне?Эдит вырывалась из ее рук, ворча:
— То одно, то другое, да кто вас, мисс Сэра, разберет?
— Видно, я немного не в себе, Эдит. Ты придешь на свадьбу — я куплю тебе новое красивое платье, хочешь — алого бархата.
— Так что ж это будет — свадьба или коронация?
Сэра поставила поднос на руки Эдит и подтолкнула ее к двери.
— Иди, иди, родная, и не ворчи.
Эдит, недоуменно качая головой, вышла за дверь.
А Сэра повернула обратно в комнату, бросилась в большое кресло и внезапно расплакалась. И плакала долго-долго.
А пластинка подошла к концу, и меланхоличный низкий голос снова пропел: «Тоскую я, как без мамы дитя — я один, и далек мой дом».
Книга третья
Глава 1
Эдит двигалась по кухне медленными, скованными шагами. В последнее время ее все чаще донимали, как она выражалась, «ревматизмы», что отнюдь не улучшало ее характер. Тем не менее она продолжала упорно отказываться от посторонней помощи в работе по дому.
Лишь одной женщине, которую Эдит презрительно называла «эта миссис Хоппер», разрешалось раз в неделю приходить и кое-что делать под бдительным оком Эдит, остальных же она отвергала с решимостью, не предвещавшей ничего хорошего дерзкой, осмелившейся вторгнуться в священные пределы владений Эдит.
— Я со своими делами и сама управлюсь, — твердила она. И продолжала единолично хозяйничать с мученическим видом и все более кислой миной. Вдобавок у нее появилась привычка целыми днями бормотать что-то себе под нос.
Так было и сегодня.