– Как же все это глупо! – воскликнул он. – Я хочу сказать: люди в массе – такие дураки! Я прославлюсь потому, что бросился спасать тонущего ребенка, не умея плавать, и прославлюсь гораздо больше, чем если бы я провел спасение утопающего по всем, так сказать, правилам. Теперь все только и говорят о том, какой я молодец. Соображай они хоть чуть-чуть, сразу поняли бы, что в моем поступке не было ничего, кроме глупости, – в самом деле! Тот парень, который на самом деле все сделал, – ну, тот, что нырнул в воду вслед за мной, – и вполовину так не прославился, как я. Он – первоклассный пловец. Он, бедняга, пожертвовал хорошим костюмом, а то, что я там болтался, только осложнило ему спасение ребенка. Но никто, ни одна собака не оценит его поступок с такой точки зрения… может быть, кроме людей вроде вашей невестки… Но таких здесь единицы. К счастью, – добавил он, помолчав секунду. – Перед выборами нет ничего хуже, чем люди с головой на плечах.
– Неужели вы действительно ни секунды не колебались, перед тем как прыгнуть? Дурно вам не стало?
– На такие глупости у меня не было времени. Да я просто не знал, куда деваться от счастья за такой подарок судьбы!
– Не уверен, что понимаю, зачем вам такие… спектакли.
Выражение его лица изменилось. Он помрачнел и насупился:
– Как вы не понимаете! У меня всего один козырь. О моих убеждениях речи быть не может – их просто нет. Оратор из меня никакой. У меня нет связей, нет влияния. Денег тоже нет. Единственное мое богатство – смелость. Как по-вашему, если бы меня не наградили орденом за храбрость, стал бы я вашим кандидатом от Консервативной партии?
– Старина, но разве вам недостаточно ордена?
– Норрис, вы не разбираетесь в психологии. Трюк, подобный тому, что я совершил сегодня, стоит гораздо большего, чем крест Виктории, полученный за Северную Италию. Италия так далеко отсюда. Никто не видел, за что я получил свою награду, и, к несчастью, я никому не могу об этом рассказать. Если бы только можно было рассказать… Уж я бы постарался расписать все в красках! Слушателей, выдержавших мой рассказ до конца, тоже можно было бы представить к награде. Но в нашей стране так поступать не принято. Мне положено изображать скромность и бормотать, что я не совершил ничего особенного, что любой на моем месте сделал бы то же самое. Какая чушь! Не многие повторили бы то, что сделал я. Во всем нашем полку отыскалось бы не больше полудюжины смельчаков… Видите ли, здесь мало обладать рассудительностью, трезвым умом и хладнокровием, необходимым для того, чтобы не волноваться. Нужно еще находить удовольствие в том, что ты делаешь. – Помолчав немного, он сказал: – Поступая на военную службу, я собирался получить крест Виктории.
– Дорогой мой, что вы такое говорите?
Он повернул в мою сторону свое уродливое решительное личико. Глаза его сияли.
– Да, вы правы – невозможно заранее с точностью предсказать, что получите награду. Здесь необходимо еще и везение. Но я собирался приложить все силы для осуществления своих планов. Война открыла для меня большие возможности. Смелость – не то качество, которое может пригодиться в повседневной жизни. Редко когда требуется проявлять смелость, и зачастую она ни к чему хорошему не ведет. А на войне – совсем другое дело. Вот где требуется быть смелым! Нет, я не строю никаких иллюзий на сей счет. Смелость зависит от крепких нервов, желез или еще чего-нибудь. Все сводится к одному: случайно у тебя отсутствует страх смерти. И на войне отсутствие страха смерти дает тебе огромное преимущество перед другими…
Конечно, могло статься, что мне никогда не представится удобный случай. Иные настоящие смельчаки за всю войну и медали не заслужили. А то проявишь безрассудство в неподходящий момент, и тебя разорвет на кусочки, а никто даже спасибо не скажет.
– Да, большинство кавалеров креста Виктории получили награду посмертно, – пробормотал я.
– Ну да. Сам удивляюсь, как это я не попал в их число. Как вспомню свист пуль над головой… Просто невероятно, что я выжил. Меня ранило четыре раза – и ни одного тяжелого ранения. Правда, страшно? Никогда не забуду, как было больно ползти, волоча перебитую ногу. Да еще много крови потерял из-за ранения в плечо… И приходилось тащить на себе старину Спайдера Джеймса. Ну и тяжелый же он был! И ругался не переставая… – Габриэль задумался, а потом со вздохом произнес: – Хорошее было времечко…
Он налил себе виски.
– Очень вам признателен, – сказал я, – за развенчание популярного представления о том, будто все смельчаки – скромняги.