Роза Марена

Под конец она рассказала Биллу о звонке Анны Стивенсон. Анна позвонила ей еще раз, чтобы сообщить одну важную вещь. Она узнала кое-какие подробности, о которых не писали в газетах. Эти подробности полиция не сообщала широкой публике, видимо, для того, чтобы сразу «отсеивать» ложные признания и всякие грязные разговорчики, каковыми обычно сопровождаются расследования подобных дел. На теле Питера Словика обнаружено около сорока рваных ран от укусов, и одна часть его тела была откушена напрочь. В полиции полагают, что убийца забрал недостающую часть с собой… так или иначе. На сеансах групповой психотерапии Анна узнала, что Рози Макклендон, которую бывший муж Анны лично направил к «Дочерям и сестрам», была замужем за кусакой… за человеком, который любил кусаться. Но может быть, эти две вещи никак не связаны между собой, поспешно добавила Анна. Но… с другой стороны…

– Кусака, – тихонько повторил Билл. Впечатление было такое, как будто он разговаривает сам с собой. – Это что, такой термин? Их так в полиции называют, таких людей?

– Да. По-моему, да, – сказала Рози. А потом, может быть испугавшись, что он ей не поверит (что он подумает, будто она «сказочки сочиняет», выражаясь Нормановским языком), она на миг приспустила с плеча розовую футболку с эмблемой «Тейп Энджин» и показала Биллу старый шрам – белый круг от зубов, похожий на укус миниатюрной акулы. Это был самый первый шрам. Подарочек молодой жене в медовый месяц. Потом она показала Биллу еще один шрам, на левом предплечье. Глядя на этот шрам, она почему-то думала не о боли и не о зубах. Она думала о гладких и белых каменных лицах, едва различимых в высокой траве.

– В эту рану попала инфекция. Она очень долго не заживала и кровоточила. – Рози говорила все это на удивление спокойно. Как будто сообщала ему о самых простых повседневных вещах: к примеру, о том, что звонила бабушка и передавала привет или что приходил почтальон и принес бандероль. – Но я не ходила к врачу. Норман принес большой такой пузырек с антибиотиками. Я их принимала, и мне стало лучше. У Нормана куча знакомых, они ему все что угодно достанут, когда ему нужно. Он их называет «славные папочкины помощники». Если задуматься, это даже забавно, правда?

Она по-прежнему не поднимала глаз и говорила, обращаясь к своим рукам, сложенным на коленях. Но в конце концов она все же решилась взглянуть на Билла, чтобы посмотреть, какое впечатление произвел на него ее рассказ. И то, что она увидела, потрясло ее до глубины души.

– Что с тобой, Рози? – хрипло выдавил он.

– Ты плачешь. – Ее голос дрогнул.

Он искренне удивился:

– Нет, я не плачу. То есть я думаю, что не плачу.

Она протянула руку, провела пальцем у него под глазом, а потом поднесла палец к его глазам, чтобы он посмотрел на слезу. Он закусил губу.

– И ты почти ничего не съел.

Он действительно съел только половину своей сосиски. Оставшаяся половина с пропитанной горчицей капустой, вывалившейся из булочки, так и осталась лежать на тарелке. Билл снял тарелку с подноса и выбросил ее в урну рядом со скамейкой. Потом он повернулся обратно к Рози, рассеянно вытирая слезы, струящиеся по щекам.

Рози вдруг поняла, что сейчас будет. Она знала, что сейчас будет. Сейчас он спросит, почему она так долго терпела и не ушла от Нормана раньше. И поскольку она не сможет просто встать и уйти (как не могла – до этого апреля – уйти из дома на Вестморленд-стрит), все закончится тем, что между ней и Биллом возникнет первый барьер. Потому что она не сможет ответить на эти вопросы. Она не знала, почему она так долго терпела и оставалась с Норманом и почему в конечном итоге ей хватило одной маленькой капельки крови, чтобы вот так – одним махом – изменить всю свою жизнь. Она знала только, что в том ненавистном доме ей нравилась только ванная: темное и влажное пространство, наполненное горячим паром. И что иногда полчаса в винни-пухском кресле пролетали как пять минут, и что вопрос «почему» не имеет значения, когда ты живешь в аду. В аду не бывает причин и следствий. Женщины из «Дочерей и сестер» это знали. На сеансах групповой психотерапии никто не спрашивал у Рози, почему она так долго оставалась с мужем. Они все понимали и знали. Знали по опыту, не понаслышке. Рози даже подозревала, что кое-кто из этих женщин знал и про теннисную ракетку… или про вещи еще похуже, чем теннисная ракетка.

Но когда Билл все-таки задал вопрос, это был совершенно не тот вопрос, который она ожидала услышать. В первый момент Рози даже растерялась, настолько все это было неожиданно.

– А могло быть такое, что это он убил эту женщину, из-за которой он поимел крупные неприятности в восемьдесят пятом году? Эту Венди Ярроу?

Рози просто опешила. Но это было не то потрясение, какое испытывает человек, когда ему задают совершенно немыслимый вопрос. Это было сродни удивлению человека, который встретил знакомого в совершенно невообразимом месте. Билл только что задал вопрос, над которым она сама мучилась столько лет, не решаясь не то что оформить его в слова, а даже додумать до конца.