Роза Марена

Ты знаешь, что это такое, сказала себе Рози. Ты четырнадцать лет слушала разговоры Нормана, Харли и всех остальных его милых приятелей. Так что коровье дерьмо ты должна узнавать с первого взгляда.

Эта мысль и все связанные с ней воспоминания – о мужчинах, которые сидят у них в гостиной, говорят о работе, пьют пиво, говорят о работе, курят сигареты, говорят о работе, рассказывают анекдоты о грязных ниггерах, педиках и наркоманах и опять говорят о работе, – взбесили Рози. Но вместо того, чтобы глушить свою злость, как она делала много лет, Рози, наоборот, принялась подогревать в себе эту жгучую ярость. Злиться – это приятно. Злиться – гораздо лучше, чем дрожать от страха. В раннем детстве она умела издавать пронзительный «боевой клич», от которого дрожали оконные стекла и чуть ли не лопались барабанные перепонки. А когда ей исполнилось десять, ее стали стыдить и ругать за такие вопли: дескать, маленькой леди не пристало орать на улице, как мальчишка, тем более что от таких криков «портятся» мозги. И вот теперь Рози решила проверить, получится ли у нее снова этот пронзительный вопль. Она набрала полные легкие воздуха, так чтобы заполнить всю грудь, закрыла глаза и вспомнила, как они с друзьями играли в «Царя горы» на школьной площадке или в «ковбоев и индейцев» на заросшем высокими сорняками дворе за домом Билли Кальхауна. На мгновение ей показалось, что она даже чувствует запах своей любимой фланелевой рубашки, которую она носила в детстве практически не снимая, пока та буквально не расползлась по швам. Рози открыла рот и издала пронзительный вопль. В точности как тогда, в детстве.

Это был настоящий восторг, чуть ли не экстаз – снова услышать забытый крик и узнать, что ты еще на такое способна. Но самое главное, этот вопль заставил Рози снова почувствовать себя такой же отчаянной и уверенной девчонкой, какой она чувствовала себя в детстве – когда она считала себя Чудо-Женщиной, Супергерл и Энни Оукли[25] в одном лице. К тому же, похоже, ее «боевой клич» не потерял былой силы: ребенок снова расплакался – еще до того, как Рози перестала орать в светящуюся темноту. Причем теперь ребенок не просто плакал. Он надрывался во всю силу легких.

А теперь, Рози, давай поторапливайся. Если малышка и вправду устала, долго она не продержится. Ей просто не хватит сил, чтобы так громко орать.

Она решительно направилась вперед, обводя взглядом темные входы в лабиринт. Потом прошлась мимо всех четырех, внимательно прислушиваясь. Вроде бы в третьем проходе плач ребенка звучал чуть погромче. Может быть, ей это только казалось. Но с чего-то ведь надо было начинать. Не давая себе времени на раздумья, Рози пошла по этому проходу, шлепая босыми ногами по каменному полу. Но буквально через пару шагов она резко остановилась, склонила голову и закусила губу. Похоже, ее пронзительный «боевой клич» разбудил не только ребенка. Где-то в сплетении лабиринта – из-за эха нельзя было определить, далеко или близко, – раздавался дробный стук копыт по каменному полу. Ленивый и неторопливый стук, он то приближался, то отдалялся, то вновь приближался, то затихал совсем (и это было гораздо страшнее, чем когда Рози слышала звук). Потом раздалось тихое влажное посапывание. Потом – что-то похожее на приглушенное ворчание. А потом все посторонние звуки умолкли, и остался только пронзительный плач ребенка. Но и он уже затихал.

Рози представляла себе Эриния. Он рисовался ей в воображении огромным зверем с ощетинившейся шкурой и массивными черными плечами, которые возвышаются тяжелым горбом над его низко опущенной головой. В носу у него обязательно должно быть золотое кольцо, как у Минотавра с картинки из детской книжки мифов. И зеленое свечение, сочащееся из стен, должно отражаться на этом кольце переливчатыми бликами. Сейчас Эриний стоит за одним из поворотов сумрачного лабиринта, угрожающе выставив вперед рога. Он прислушивается. Он ждет.

Ждет ее, Рози.