Роза песков

-- Нариз, твой отец, Барджан айнур, желает видеть тебя, – в дверях юрты стояла и кланялась совершенно незнакомая женщина.

Резко и раздраженно вытерев слезы, Наталья встала и вышла в густые сумерки. Огромная желтовато-розовая луна только всходила над заснеженными верхушками гор. Яркий и резкий свет заливал вершину холма, где стояли шатры.

Женщина почтительно держалась за спиной Натальи Леонидовны, и та, с сомнением, выбирала – к какому же шатру стоит пойти? Ей не хотелось показывать чужому человеку свою беспомощность. Только сейчас Наталья заметила, что над одним из шатров, который снаружи ничем не отличался от других, вьется на невысоком флагштоке узкая полоска ткани. Или даже не ткани, а кусок обычной атласной ленты, которую мягкий ветерок то приподнимал слегка, то бросал безжизненно висеть. Туда она и двинулась.

В лунном свете всё казалось немного нереальным, как нарисованным. Наталья Леонидовна остановилась и с полминуты тупо смотрела себе под ноги – от ее забавных тапок отходили две тени. Одну тень давала та самая восходящая луна, лучи которой били в щеку справа и чуть сзади. Правильная тень, густая, черная представляла собой ее вытянутый силуэт, в общем даже узнаваемый. А вот вторая тень лежала прямо перед ней и была гораздо прозрачнее и длиннее.

Чувствуя какой-то запредельный ужас и уже в общем-то понимая, что она увидит сейчас, Наталья медленно-медленно повернулась на сто восемьдесят градусов. Теперь с левой стороны от нее была та самая, обычная и привычная луна, а прямо перед ней, несколько выше этой, висела еще одна – меньше, какой-то неправильной, будто обгрызенной формы, дающая жутковатый бледно-зеленый свет.

Перед тем, как грохнуться в обморок, Наталья успела еще раз подумать: -- Полный трындец.

Очнувшись, она увидела в своем шатре отца, старшую жену и шамана. Все напряженно молчали, пока старик пихал ей под нос какое-то очередное вонючее зелье.

Слабо оттолкнув глиняную плошку, Наталья медленно села на кровати и оглядела всех внимательным взглядом. Сознание еще чуть мутилось, но принятие ситуации было практически мгновенным. В голове с четкостью метронома защелкали мысли: «Это другой мир. Мне нужно выжить. Жирный мужик здесь главный. Он меня любит. Этим нужно пользоваться.» После этого она глубоко вздохнула несколько раз, приводя себя в чувство, и даже слегка встряхнула головой, прогоняя туман, а затем глядя в глаза своему «отцу», четко произнесла:

-- Если шаман не может вылечить меня, может быть поискать другого?

Расчет был на то, что любой посторонний человек в этом стойбище может дать новые сведения о мире. То, что говорить этого не следовало, она поняла мгновенно, но было уже поздно. Отец разозлился, это было заметно, нахмурился и холодно ответил:

-- Тебя пора отдавать замуж. И Сахи, и Ай-Жама считают, что ты вошла в возраст и в тебе просто кипит кровь. Хороший муж успокоит твою дурь.

За спиной Барджана айнура шаман мелко и часто кивал, соглашаясь с таким диагнозом, а Ай-Жама еле заметно улыбнулась, не отрывая взор от килима – очевидно видела на этом потертом ковре что-то очень интересное.

-- Отец мой, могу ли я спросить, кого ты выбрал мне в мужья?

-- Твой муж – советник самого Верховного рингана, Бангыз айнур. Породниться с ним – большая честь. Его жена стара и не может больше рожать ему сыновей.

Барджан айнур помолчал, обдумывая какие-то детали, потом чуть сварливо продолжил обращаясь к своей жене:

-- Она должна родить ему сыновей. Но она выглядит не как дочь айнура, а как пастушка. Займись этим, Жама.

Старшая жена часто закивала головой, уподобляясь шаману, и зачастила:

-- Мой айнур, ты же сам разбаловал дочь! Она не будет меня слушаться, и ты будешь недоволен! Как я слажу с ней, если она с утра до вечера скачет на своем Джайне, а потом, потеряв стыд, лезет в воду купать его!

В дверях шатра показалась Хуш, но завидев людей, стоящих в юрте, незаметно выскользнула наружу. Барджан айнур, все больше хмурясь, слушал свою жену, а Наталья Леонидовна почти физически ощущала, как сжимаются тиски. Глядя в глаза дочери, Барджан айнур продиктовал:

-- До осени ты будешь делать все, что скажет Ай-Жама. Больше ты не подойдешь ни к одному коню – охранять твой шатер я поставлю двух рабов – тебе разрешено выходить только рано утром и поздно вечером.

Глядя на дочь, он неодобрительно покачал головой и обратился к Ай-Жаме:

-- Посмотри, у нее кожа загорелая, как у нищенки, что целыми днями сидит у дверей храма на солнце.

Жена послушно закивала головой:

-- Так и есть, мой айнур, так и есть!

Отец продолжал:

-- Если к осени ты не будешь готова, я отдам тебя за самого нищего пастуха.

И после паузы добавил:

-- Я сказал свое слово.

Он развернулся и, чуть переваливаясь с боку на бок, вышел из юрты, а следом заспешили шаман и очень довольная Ай-Жама.