Роза песков

В жилище вернулась Хуш, но Наталья Леонидовна почти не обратила на нее внимания. Она холодно размышляла: «Похоже, это домашний арест. Но это не самое страшное. У меня будет время собрать нужные вещи, тщательно подготовить побег, а главное – выбрать куда бежать. Конечно, теоретически сбежать от этих тупых дикарей можно и сейчас, но пока не пойму, куда именно бежать, лучше остаться на месте. Тут, как минимум, безопасно».

-- Хуш, расскажи, что ты знаешь о моем женихе.

Хуш вздрогнула от неожиданности и резкого вопроса, но послушно подошла к Наталье и несколько недоуменно пожав плечами, сказала:

-- Сунехе, что я могу знать о таком большом человеке? Только то, о чем болтают женщины у костра.

-- Говори!

-- Он из очень богатой семьи, его отец тоже служил рингану. Потом он умер, а место передал сыну. У него четыре дочери от первой жены – он уже выдал их замуж. Его вторая жена умерла родами.

Хуш задумалась, недоуменно развела руками:

-- Больше ничего, сунехи. Говорят, он очень богат, -- поспешно добавила она, -- ты будешь жить в столице, в настоящем дворце с большими стеклами, и ни в чем не будешь знать нужды, моя сунехи. Ты никогда не будешь голодать и твои ручки не будут знать грязной работы.

-- Потуши огонь, Хуш. Я хочу спать.

Благодарить служанку Наталье Леонидовне даже не пришло в голову. Предистерическое состояние, которое накрыло ее при виде двух лун, перешло в резкую злость на этот нелепый, дурацкий мир, на эту уродскую вонючую юрту и почти всех окружающих людей, которым совершенно невозможно было объяснить, что ей, Наталье Леонидовне Шахновской нафиг не сдались брак с богатым стариком, сытная еда и смерть от ранних родов.

Повернувшись спиной к Хуш и всему миру, Наталья хладнокровно обдумывала, что именно из золота нужно взять с собой при побеге, у кого из местных можно выяснить хоть какие-то географические подробности этого мира. Не стоит ли прикупить раба для охраны.

То, что она сбежит от мужа не вызывало у Натальи даже тени сомнения.

Глава 5

Глава 5

Дни тянулись чудовищно долго. Заняться было нечем. Наталья бесилась.

Еду теперь приносили совершенно другую – очень жирное, слабо прожаренное мясо, безвкусный творог и кисловатый жирный сыр, и странное на вкус молоко, к которому она постепенно привыкала. Больше не давали воды и травяных отваров, зато каждый день приносили истошно-сладкое медовое питье.

С утра приходила служанка Ай-Жамы, приносила в глиняной плошке скисшее молоко, смачивала тряпку, и слегка отжав, накладывала на лицо Натальи Леонидовны своеобразную маску, а на обе руки до локтя делала такое же обертывание.

Лежать приходилось смирно. Однажды, еще в самом начале Наталья Леонидовна нахамила служанке и пообещала пожаловаться отцу, но та, часто и вроде бы испуганно кланяясь, уговорила ее лечь, пригрозив пригласить в шатер старшую жену. А потом ляпнула ей на лицо плохо отжатую тряпку, и, бесясь и психуя, Наталья вынуждена была вскочить, потому что ручейки вонючего, прокисшего молока побежали по шее, затекли в уши и в волосы.

На крики в шатер зашла Ай-Жама и холодно пригрозила позвать отца – пришлось смириться. Однако, лежать с мерзко пахнущей тряпкой на лице было не самым сложным. Гораздо сложнее было целый день сидеть и ничего не делать – это совершенно высасывало из Натальи силы и сушило ей мозги. Лучшим временем за весь день были походы в туалет. Но даже в это время Хуш несла над ней что-то вроде плетеного балдахина, не давая коснуться ее лица ни одному солнечному лучу.

Кроме Хуш, её в туалет сопровождали еще и рабы – два молчаливых мужика, целыми днями сидящие у входа в юрту.

Первое время Наталья Леонидовна думала, что молчаливость – это врожденное свойство их характера, пока однажды, вовремя выслав Хуш за едой, не попыталась задать тому, что постарше, какой-то незначительный вопрос. Он долго тряс головой, что-то невразумительно мычал, а когда Наталья Леонидовна повысила голос, требуя ответа, просто открыл рот и показал чудовищный обрубок языка.

После этого Наталья притихла – поняла, что в этом новом мире нужно быть очень аккуратной. Не дерзить, прикидываться овечкой, выглядеть покорной.

Дошло до того, что просто, чтобы занять руки она взялась перебирать, чинить и ремонтировать свою одежду. Особых огрехов не было – Хуш следила за добром своей хозяйки, но в сундуке с вещами нашелся мешочек ниток, несколько довольно толстых игл, и Наталья Леонидовна взялась расшивать ворот одного из халатов – хоть какое-то занятие.

Надо сказать, что приноровилась она не сразу – и нитки были грубоваты и иглы не слишком ровные. Первую вышитую ветку пришлось просто спороть – такой кривой она получилась.

Отец заходил редко, и почти всегда в сопровождении Ай-Жамы. Внимательно осматривал дочь, одобрительно кивал головой, задавал пару вопросов жене, так и не перемолвившись с «любимой дочерью» ни словом.

Однако, когда, заявившись в очередной раз, застал Нариз сидящей в распахнутых дверях шатра и что-то шьющей, он слегка нахмурился и выговорил Ай-Жаме: