Бессмертный застывает на месте, вонзившись взглядом в бурую надпись. Между нами повисает густое, как сироп, напряжение.
— Вика обучалась восточным языкам. А я не придал значения, Диана. Ни тогда, ни сейчас… Если бы не ты, Ди… В очередной раз убеждаюсь в своей никчемности. Я ведь мог арестовать его в наш первый приезд сюда. Мы явились искать информацию об Арине, а в ста метрах от меня сидела на цепи родная дочь. — Цедит сквозь зубы Яков.
— Перестаньте, пожалуйста. — Хрипло шепчу, неловко сжимая плечо Бессмертного.
— Прости этого мальчика, Дианочка. Ты так мучаешься. Думаешь, я не вижу? Жизнь слишком коротка, чтобы ждать лучшего момента. Максим не хотел ничего плохого, Ди. — Неожиданно меняет тему Яков.
Опускаю голову и даю волю скупым слезам. Яков прав: я безумно скучаю. Безумно люблю Макса и хочу быть рядом.
— Ну же, девочка. Успокойся и пригласи его на ужин, хорошо? Послушай старую ищейку.
Смеюсь сквозь слезы и вынимаю из кармана телефон.
Глава 23
Максим
— Ивушкин, ты точно передал все слово в слово? — шиплю в динамик, стараясь не разбудить Ольгу. От вида ее бледного, изможденного лица сердце болезненно сжимается.
— Да, Макс. Не понимаю, зачем тебе это понадобилось? Где ты, брат? И, что, черт возьми, случилось? Сомневаюсь, что Диана поверила во всю эту чушь. Ты и бар с девочками!
— Неважно что! — рычу я. — Спасибо, что выполнил просьбу.
Что случилось? Потираю пластиковые канюли, торчащие из носа, борясь с желанием вырвать их к чертовой матери. Я инвалид, вот что произошло. Немощный, больной, стоящий одной ногой в могиле, ходячий мертвец. И с этим надо что-то делать, потому что мне позвонила Ди… Возбужденная, уставшая после сумасшедшего, наполненного опасностями дня.
— Макс, давай поговорим? Приезжай на ужин. Я... хочу помириться.
— Да. Пожалуй, поговорить нам не помешает.
Мне во что бы то ни стало нужно объясниться с ней. Покончить с нашими отношениями раз и навсегда. Я ничего не знал о любви до встречи с ней. Какая она, эта самая любовь? Сладкая, нежная, страстная или приносящая нестерпимую боль и страдания? Любить — значит присваивать, брать, пользоваться доверием? Бред! И я понял это только сейчас… Любить — значит жертвовать своими желаниями ради другого человека. Наступать на горло собственному эгоизму. Я не могу позволить ей страдать вместе со мной. Не хочу доставлять ей боль и добавлять проблем. Я просто… тихо уйду из жизни.
— Макс, зачем ты встал? — Ольга устало отрывает голову от подушки. — Врач же сказал тебе больше лежать.
— Я все равно скоро умру, Оль. — Делаю то, что так давно хотел: вырываю канюли, поставляющие кислород. Больничный запах мгновенно врывается в легкие.
— Ну что ты говоришь такое? Дурак! Как ты смеешь? Ты обо мне не думаешь, мать пожалей! — взрывается она. А потом начинает тихонько всхлипывать. Ну вот, теперь я чувствую себя чудовищем. Смею заметить, это только начало вечера, впереди разговор с Ди.
— Прости, Олька. — Прижимаю сеструху к груди. — Мне нужно объясниться с Дианой. Поможешь мне?
— Ты так ей ничего не сказал? Почему, Макс? За что так наказываешь ее, дурак? Вы же любите друг друга… — Олька вскакивает с кровати, нервно потирая плечи.
— Ты права. И я не хочу, чтобы она страдала.
— Я довезу тебя. Мало ли… что может случиться за рулем. — Ее голос звучит так унизительно жалостливо, что я отворачиваюсь.
Ольга права: галлюцинации, потеря сознания, слабость и боль стали моими верными спутниками. Врачи продлевают мою никчемную жизнь препаратами. Симптоматическое лечение, мать его. Лечение, не имеющее никакого отношения к исцелению. А на исцеление у меня нет денег. Даже если я продам все имущество, отцовский дом и собственную почку.
Динь-Динь принарядилась — на ней короткое трикотажное платье, облегающее фигуру, как вторая кожа. Мне хочется запомнить ее такой… Отчеканить в памяти тонкую фигурку, сияющий любовью взгляд, пухлые маленькие губы, которые она взволнованно облизывает.
— Макс, я приготовила плов, — испуганно улыбается она, впуская меня на порог. — Конечно, не из баранины, а из магазинной индейки, но он получился вполне съедобный. Даже не так — вкусный.
— Привет, Ди. — Шевелю губами чуть слышно.
— Я еще яблоки запекла, — Диана складывает дрожащие пальчики в замок. — С грецкими орехами и медом. Ну… что же ты молчишь? Я молодец? Наверное, я даже Лерочку смогу накормить.
Мое сердце не сжимается в ком, не болит и не стучит. Оно воет. Страшно, по-звериному, рвется наружу из железной клетки, в которую я его заточил.
— Прости, Диана. Я ошибся. Ты мне не нужна. — Сжимаю пальцы в кулаки так сильно, что ногти врезаются в кожу. — Так бывает, это жизнь. Я встретил другую девушку. Мы живем вместе.
Барби виляет хвостом и по привычке крутится возле моих ног. Стук ее хвостика по полу разрывает тяжелое, как грозовая туча, молчание, воцарившееся после моих слов. Диана пытается держать лицо, но в ее глазах плещется коктейль из обиды и возмущения. Такого поворота она точно не ждала.
— Пожалуйста, не беспокой меня больше. Не звони и…