– А что тут такого? Любовь я намереваюсь изучать так же, как и медицину, ибо это одна из самых таинственных и удивительных болезней человечества, а лучший способ познать ее сущность – переболеть самому. Возможно, я рано или поздно подхвачу эту заразу, и мне, понятно, хотелось бы знать, какие существуют методы лечения.
– Если болеть ты будешь так же бурно, как болел корью и коклюшем, я тебе не завидую, старина, – заметил Стив, которого все это сильно забавляло.
– Лучше уж бурно. Ценный опыт добывается только усердным трудом, а тут речь, насколько я понимаю, о самом важном жизненном опыте – важнее лишь смерть.
В сдержанном тоне и задумчивом взгляде Мака было нечто такое, что заставило Розу посмотреть на него с удивлением: она никогда раньше не слышала от него подобных речей. Стив, озадаченный не меньше кузины, тоже пронзил Мака взглядом, а потом пробормотал совсем тихо, изображая притворную тревогу:
– Он что-то подхватил в лечебнице, возможно тиф, у него мысли путаются. Нужно его поскорее увести, пока бред не усилился. Идем, ненормальный, нам пора.
– Не переживай. Со мной все в порядке, и я горячо признателен тебе за совет, потому что, сдается мне, когда и если настанет мой час, я буду любить исступленно. Ты ведь в это веришь, да? – Мак задал этот вопрос таким серьезным тоном, что все невольно улыбнулись.
– Разумеется, верю, быть тебе настоящим Дугласом, нежным и верным[30]
, – ответила Роза, гадая, каких еще странных вопросов ждать от кузена.– Спасибо. Тут дело вот в чем: в последние дни я так много времени проводил с нашим недужным Арчи, что сильно заинтересовался этим недугом и, естественно, считаю необходимым рано или поздно исследовать соответствующий предмет, как это пристало любому разумному человеку, – вот и все. Ладно, Стив, я готов. – И Мак решительно поднялся, будто сообщая, что урок окончен.
– Душенька моя, этот мальчик у нас то ли недоумок, то ли гений; узнать бы уж наверняка, который из двух, – заметила бабушка Изобилия, озадаченно покачав лучшим своим капором и вернув тем самым все украшения на положенные места.
– Время покажет, но мне сдается, что про недоумка тут и речи нет, – ответила Роза, вытаскивая из-за корсажа букетик белых роз, чтобы освободить место для маргариток, хотя к голубому платью они подходили куда хуже.
Тут явилась тетя Джесси – помочь им принимать гостей, а с ней Джейми – предоставить себя в полное их распоряжение: в этой связи он то нависал над столом, точно муха над горшочком меда, то прижимал нос к оконному стеклу и взволнованно докладывал:
– А вон там еще кто-то идет!
Следующим явился Чарли в лучезарном настроении, ибо очень любил всякие праздники и приемы и в такие моменты становился совершенно неотразимым. Он принес Розе дивный браслет и получил благосклонное разрешение надеть его ей на руку – она же тем временем бранила его за расточительность.
– Я всего лишь следую твоему примеру; знаешь же, что «тем, кого любишь, нужно дарить только лучшее, и самое приятное в жизни – это отдавать», – ответствовал Чарли, цитируя ее собственные слова.
– Хотелось бы, чтобы ты последовал моему примеру не только в этом, но еще и в других вещах, – серьезно произнесла Роза, но тут бабушка Биби призвала Чарли попробовать, хорошо ли удался пунш.
– Нельзя нарушать светские приличия. Бабушкино сердце разобьется, если мы не выпьем за ее здоровье на добрый старый манер. Но ты не переживай: у меня собственная голова на плечах, что очень кстати, потому что без нее я с этим точно не разберусь, – рассмеялся Чарли, продемонстрировав ей длинный список визитов, а потом отвернулся, чтобы исполнить желание старой дамы; они чокнулись, и Чарли осыпал ее дождем веселых и ласковых комплиментов.
Роза встревожилась: если он собирается пить за здоровье каждого, тут никакая голова на плечах не удержится. Она понимала, что обсуждать это сейчас – значит проявить неуважение к бабушке Изобилии, и тем не менее ей очень хотелось напомнить кузену, какой именно пример она пытается ему подавать в этом отношении: сама Роза не прикасалась к спиртному, и все мальчики это знали. Она задумчиво крутила на запястье свой браслет – прелестную гирлянду незабудок из бирюзы, – и тут даритель подошел к ней снова, по-прежнему пребывая в отличном настроении.
– Милая моя скромница, вид у тебя такой, будто ты готова разбить все чаши с пуншем в этом городе, дабы спасти нас, молодых весельчаков, от завтрашнего похмелья.
– Да уж следовало бы, потому что похмелье – враг веселья. Чарли, милый, не сердись, но ты лучше меня знаешь, что для людей твоего склада сегодня день опасный, так что будь, пожалуйста, осторожен, хотя бы ради меня! – добавила Роза, и в голосе зазвучала незваная нежность, ибо невозможно было, глядя на стоявшего перед ней галантного красавца, отогнать чисто женскую мечту о том, чтобы он навеки остался таким же молодым и отважным.
Чарли увидел в ее глазах, никогда не смотревших на него с неприязнью, новоявленную нежность, придал этому факту совершенно несоразмерное значение и с неожиданным пылом возгласил:
– Ну конечно, счастье мое!